Этот материал – сокращенная версия главы из книги Тома Рабитона «The Life of SENNA», главы «Время смерти: 2:18PM». Приведенные факты отражают позицию автора…

Когда на выходе из поворота Tamburello показался Benetton-Ford Михаэля Шумахера, 200 миллионов телезрителей поняли, что Айртон Сенна не закончил седьмой круг Гран При Сан-Марино. Они видели лишь облака пыли на заднем плане, а секунду спустя заметили, как отброшенный от бетонной стены Williams FW16 замер у обочины.

В тот момент Марри Уокер вел репортаж для британского телевидения. «Итак, мы видим Михаэля Шумахера, а Сенна – Бог мой! – Я видел, как он ушел вправо, что там произошло».

Комментатор бразильского TV Globo Гальвао Буэно одним из первых понял, что инцидент не похож на рядовую аварию. Вместе с ним в комментаторской кабинке находился друг Сенны, Антонио Брага. Двое переглянулись, и Буэно сказал в микрофон: «Айртон очень неудачно ударился о стену, это может быть серьезно». Буэно прикинул скорость машины и произнес, уже мимо микрофона: «Когда врезаешься в стену на 200 км/ч, резкое замедление становится фатальным».

Марри Уокер – комментатор не менее осведомленный, чем Буэно, не утруждал себя расчетами. В это время канал BBC показывал многочисленные повторы, избегая прямой трансляции с места аварии.

Еще до того, как маршалы добрались до Сенны, и первая медицинская машина прибыла на место, голова бразильца подалась вперед. Зрители обрадовались, восприняв это как знак, что чемпион невредим. Но за тысячи миль от места событий, в Аргентине, пятикратный чемпион мира Хуан-Мануэль Фанхио увидел в этом движении спазм – признак серьезной травмы головы – и уже знал, чем все закончится. Он выключил телевизор, а позже сказал: «Я знал – он мертв».

Вертолет телевидения висел над местом аварии, изображение разбитой машины транслировалось в прямом эфире. BBC и Уокер переключились на камеру, установленную на пит-лейн, но другие компании оставили этот план.

Подруга Сенны, Адриана Галисто, в этот момент находилась в доме бразильца, в Португалии. Когда машина ударилась в стену, в ее голове мелькнула эгоистичная мысль: «Хорошо! Он приедет домой пораньше». Она ждала, что он снимет перчатки, отстегнет руль и выберется из кокпита. За полтора года, прошедшие после знакомства, аварии уже случались, Адриана крикнула домработнице: «Чего он ждет?» Та ответила: «Может сломал руку, или ногу». Адриана закричала в экран: «Вылезай из машины, вылезай!», потом застыла на месте.

Профессор Сид Уоткинс подъехал к месту аварии чуть позже, врач из первой машины уже был рядом и качал головой – по состоянию шлема и сочащейся из-под него крови было ясно – Айртон получил серьезную травму. Уоткинс перерезал застежку и аккуратно поднял шлем, пока остальные поддерживали шею. Хлынула кровь. Лоб был раздроблен и из носа сочилась кровь вперемешку с мозговой жидкостью.

Уоткинс осмотрел гонщика, глаза Сенны оставались закрытыми. Врач автоматически ввел дыхательную трубку и спросил о группе крови – у коллег было записано: B+. Уоткинс поднял веки гонщика. «По состоянию зрачков было ясно – мозг травмирован. Осознавая масштаб травмы, я понимал – он не выживет», – вспоминал он позже.

Медики вытащили Сенну из машины, положили на землю, а маршалы подняли специальные щиты, закрыв пилота от взглядов толпы. «Когда мы заставили его дышать, хоть я и абсолютный материалист, я почувствовал, как его душа отошла в мир иной», – сказал потом Уоткинс.

В тот день у Tamburello дежурил только один фотограф. Анджело Орси, близкий друг Сенны, сотрудник итальянского Autosprint. Он фотографировал Сенну в кокпите, и уже после того, как медики сняли шлем и уложили гонщика на землю. Гальвао Буэно увидел Орси по телевизору и сказал: «Он снимает, и не видит, что снимает».

Адриана Галисто не могла оторваться от экрана. Она смотрела на тело Сенны, пытаясь уловить малейшие признаки жизни. Движения не было. Домработница уже плакала, а соседи пришли узнать, могут ли они чем-то помочь. Комментаторы молчали, но на экране все было очевидно – кровь лилась на трассу, как масло из поврежденного двигателя.

Из кабинки TV Globo Буэно не мог видеть того, что видел Уоткинс, но он следил за движениями медиков: «По тому, как его вытаскивали, я понимал, что все очень серьезно, но продолжал комментировать гонку».

Доктор Пецци сделал несколько инъекций. Нужно было очистить дыхательные пути, остановить кровотечение, зафиксировать шею. У Сенны появился слабый пульс, Уоткинс вызвал медицинский вертолет и попросил доктора Джованни Гордини, специалиста из медицинского центра Имолы, сопроводить пострадавшего.

В 14:35, через 17 минут после аварии, медики занесли бразильца в вертолет. В ту же минуту Уоткинс получил звонок от Мартина Уитакера, руководителя пресс-службы FIA, находившегося в тот момент с Берни Экклстоуном, в сером моторхоуме у ворот паддока. Экклстоуну была нужна информация. Рядом с Берни и Уитакером находился Леонардо да Сильва.

Сенна был еще жив, Уоткинс сказал Уитакеру, что пилот получил травму головы. Из-за помех Уитакер понял, что Сенна мертв, и шепнул об этом жующему яблоко Экклстоуну. Тот мгновенно сказал Леонардо: «Мне жаль, но он мертв. Мы объявим об этом только после гонки».

Адриана видела, как тело Сенны погрузили в вертолет. Кто-то заметил красный след на песке, и это ее испугало. Сосед пытался успокоить, сказав, что это новый сорт пены огнетушителя. Она поверила, сказав себе: «Никто и никогда не подумал бы, что Айртон Сенна может погибнуть за рулем гоночной машины».

Как только вертолет улетел, Уоткинс подобрал шлем Сенны, но не смог найти ни своих перчаток, ни перчаток бразильца. Больше их никто не видел. Пока он искал перчатки, в воздухе произошла еще одна драма – через три из двадцати намеченных минут полета сердце Сенны остановилось. Доктор Гордини пытался заставить его работать, и добился своего.

Берни переговорил с президентом FIA Максом Мосли и вышел на пит-лейн, уверяя всех, что для Сенны сделано все возможное. Он не сомневался: гонка должна быть продолжена. Так было всегда. Таков принцип. Экклстоун делал то, что всегда: обеспечивал стабильность.

Антонио Брага позвонил жене Луизе и попросил ее вызвать Адриану, он знал – Сенна умирает, но полагал, что она успеет попрощаться. Он сказал Луизе, чтобы она забронировала для Адрианы рейс из аэропорта Фаро, и вернулся в комментаторскую кабину.

Пилоты знали, что Сенна попал в аварию. Перед рестартом одни говорили – нет проблем, его вытащили из машины, другие утверждали, что проблемы есть. Герхард Бергер вспоминает: «В то время я не понимал, насколько все плохо. Я не видел аварию, поскольку ехал позади, но атмосфера вокруг была странной».

Как и Экклстоун, Уоткинс хранил молчание. Он пополнил сумку необходимыми медикаментами, и вернулся в машину, ожидая рестарта.

Незадолго до этого машина Сенны была доставлена в закрытый парк и передана Фабрицио Носко. Патрик Хэд знал, насколько серьезной была авария, он и Фрэнк Уильямс, успели поговорить с Берни. Тяжесть инцидента подтвердилась, когда машина была доставлена в боксы. Хэд хотел взглянуть на телеметрию и отправил двух механиков в закрытый парк, чтобы снять с FW16 черные ящики. Носко, технический комиссар, вежливо отказал им, пояснив, что по правилам FIA никто не может трогать машину. Они ушли и вскоре вернулись с техническим делегатом FISA, Чарли Уайтингом, приказавшим Носко снять ящики и передать их механикам.

«Уайтинг сказал, что у него есть разрешение от Джона Корсмита, главы службы безопасности FIA. Он приказал мне снять ящики, – сказал позже Носко. – Черный ящик двигателя Renault находился за кокпитом, я снял его с помощью плоскогубцев. Ящик шасси Williams был за радиатором вблизи заднего колеса, в правой части машины. Я видел массу таких устройств и не раз проверял их. Ящики были целы, хоть и поцарапаны. Похоже, ящик Williams выдержал удар».

В боксах Williams инженер Марко Спига старался извлечь данные, но контакты были повреждены. «Ящик невозможно было прочесть, – пояснил Спига. С устройством Renault повезло больше – данные тогда просто скопировали на дискету.

В 14:55, спустя 37 минут после аварии, гонка стартовала вновь. Пять минут спустя вертолет с Сенной приземлился перед госпиталем Maggiore. Врачи сразу же доставили пилота в отделение интенсивной терапии, чтобы просканировать мозг. Обследование подтвердило диагноз, поставленный еще на трассе. В 15:10 сердце Айртона вновь остановилось. Врачи смогли его запустить, и подключили Сенну к системе искусственного жизнеобеспечения.

Бразилия жадно ловила каждое слово Гальвао Буэно: «Все надеялись услышать добрую весть, в наушниках постоянно звучал голос менеджера, просившего меня продолжать трансляцию, но я трижды выходил на улицу, чтобы перевести дух. И, поскольку я дружил с Айртоном, люди стали приходить в кабинку. Менеджер Баррикелло, девушка Кристиана Фиттипальди – все шли за надеждой».

У TV Globo были и другие источники информации. Репортеру, дублировавшему комментатора в студии, передали два листка с информацией о состоянии Сенны, в которых говорилось о повреждении мозга. В восемь утра улицы Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу были пугающе пусты. Сенна боролся за жизнь, комментаторы предсказывали худшее, миллионы бразильцев затаили дыхание, не веря в происходящее.

В тот самый момент Бергер, на протяжении одиннадцати кругов лидировавший во вновь стартовавшей гонке, остановился в боксах со сломанной подвеской. «Я думал – что, черт возьми, произошло?», – вспоминает он.

На 41-м круге, на выезде с пит-лейн, от Minardi Микеле Альборето оторвалось колесо и влетело в толпу механиков Lotus – его плохо закрепили. Альборето был только рад – он выпрыгнул из машины, швырнул шлем в гараж и побежал в медицинский центр расспросить врачей. Они сказали ему правду. После короткой беседы Альборето зашел в боксы Ferrari, чтобы поговорить с Бергером. Он сказал ему: «Айртон очень плох, он в госпитале в критическом состоянии». Бергер ответил: «Почему тогда все это происходит?»

За 10 минут до финиша Буэно понял, что из-за пробок не сможет быстро добраться до госпиталя, и попросил Брагу найти вертолет. Брага вышел из кабины и встретил Жо Рамиреса, менеджера McLaren, который решил проблему. Кристиан Фиттипальди спросил, может ли и он полететь, Буэно ответил согласием.

Для Сида Уоткинса следующие два часа стали сплошным кошмаром. Он видел, как машины проносятся мимо, и это казалось бесконечным. Когда в 16:20 гонка закончилась без инцидентов, он оживился. Михаэль Шумахер выиграл, он, как и другие пилоты на подиуме – Никола Ларини и Мика Хаккинен, не знали, что с Сенной, но по лицам можно было понять: они опасались самого худшего.

Как только закончилась гонка, Буэно отшвырнул наушники, передав эстафету бразильской студии. Он знал – Сенна умирает, и ему хотелось быть рядом. Он побежал в моторхоум Arrows – Фиттипальди был почти готов и попросил Буэно подождать. Возле моторхоума McLaren толпа окружила Антонио Брагу, Герхарда Бергера, Рона Денниса и Жо Рамиреса. Бергер посоветовал Браге позвонить нейрохирургу из Парижа, однажды спасшему жизнь Жану Алези, сказал, что может предоставить самолет. Брага попросил его поторопиться, Буэно с нетерпением ждал Фиттипальди.

Сид Уоткинс вернулся в медицинский центр и обнаружил там главу Lotus Питера Коллинза, ожидавшего его и новостей о Сенне. Коллинз и Уоткинс были старыми друзьями, профессор дружил с ним больше, чем с кем-либо из руководителей команд. Коллинз хотел узнать что-то о Сенне, но начал со своих механиков, хотя знал, что с ними все в порядке. Когда Уоткинс сказал ему, что за механиков можно не волноваться, Коллинз спросил его, плох ли Сенна, на что Сид ответил просто: «Да». Когда он спросил, есть ли надежда, Сид схватился за голову и сказал: «Нет». Коллинз был первым из мира Формулы 1, кто узнал правду.

Главный врач медицинского центра в Болонье доктор Мария Тереза Фиандри была вызвана в госпиталь Maggiore. Полчаса спустя в госпиталь прибыли репортеры, а в 16:30 доктор Фиандри зачитала клинический бюллетень. Она сказала, что Айртон получил травму мозга с обширным кровоизлиянием и находится в коме, следующий бюллетень будет выпущен в 18:00.

Итальянская полиция, узнав, что инцидент может привести к смерти, прибыла на автодром незадолго до финиша, и забрала шлем Сенны.

Сид Уоткинс, закончив дела в медицинском центре, быстро переоделся, бросив свой комбинезон на полу, и побежал к медицинскому вертолету, вернувшемуся из Maggiore. Вместе с доктором Сервадеи они вылетели в госпиталь. Он хотел поскорее вырваться из Имолы – находиться там не было сил.

Уставший ждать Буэно, назначил друзьям встречу на посадочной площадке, и помчался в боксы Arrows за Фиттипальди. Он столкнулся с Хосе Пинто с португальского ТВ, бросил ключи от арендованной машины и попросил передать их Реджинальдо Леме с просьбой найти его в Maggiore.

Как только Буэно появился на вертолетной площадке вместе с Фиттипальди, он позвонил репортеру TV Globo в госпитале, и тот сказал ему, что Сенна долго не протянет. После некоторого ожидания вертолет прибыл, и Брага, Бергер, Фиттипальди и Буэно вылетели в Maggiore. Полет проходил в абсолютном молчании.

После появления информации о состоянии Сенны пресс-центр в Имоле был объят ужасом. В лучшем случае, он просто никогда не выйдет на старт, а большинство не сомневалось – гонщик умрет до полуночи.

Журналист Дэвид Тремейн поговорил с Коллинзом и начал писать некролог в утренний выпуск лондонской Independent, многие последовали его примеру.

Прибыв в Maggiore, Сид Уоткинс поговорил с врачом, осмотревшим Сенну. Уоткинсу сообщили о результатах сканирования, о множественных переломах в основании черепа, в том месте, где он ударился о подголовник. После столкновения правое переднее колесо взлетело вверх, взрезавшись в правую переднюю часть шлема. Голову Сенны отбросило назад к подголовнику, что вызвало смертельную травму черепа. Кусок подвески пробил шлем, и лоб бразильца, а его обломки – стекло шлема над правым глазом. Любая из трех травм могла быть смертельной, но все три не оставили шансов. От удара мозг умер, а тело оставалось жить, сердце и органы сохранили свои функции. Нейрохирург сказал, что проведение операции не имеет смысла, а Уоткинс, взглянув на монитор с данными о давлении, пульсе и ритме дыхания, понял, что конец близок.

Доктор Сервадеи и Доктор Гордини вместе с Уоткинсом быстро отвели Леонардо, Леберера и Якоби в небольшую комнату рядом с палатой Сенны, где сказали, что ситуация безнадежна. Леонардо был безутешен и ничего не хотел слышать, а Якоби и Леберер все поняли. Леберер хотел увидеть Сенну. Врачи предупредили, что это зрелище не из приятных, но ему важно было увидеть друга. В комнате было шумно от работающей системы жизнеобеспечения. Позже Леберер скажет: «Я был там потому, что хотел увидеть Айртона. Мы знали друг друга более шести лет. Мы были друзьями, и, несмотря на его травмы, мне не было трудно войти в палату».

Тут же приземлился вертолет Буэно, сотрудники госпиталя узнали Герхарда Бергера, и группа быстро прошла через отделение интенсивной терапии. Четыре человека вошли в комнату, где их встретил профессор Уоткинс. «Сид сказал – он мертв, его мозг мертв. Сердце Айртона остановилось, нам удалось запустить его снова, но жизнь поддерживается машиной. Итальянский закон требует ждать 12 часов, только тогда мы можем отключить систему, – вспоминает Буэно. – Я спросил его: доктор Сид, мы все будем страдать еще 12 часов? Он ответил, что не уверен в том, что даже с машиной сердце Айртона проработает это время».

Уоткинс предложил всем попрощаться. Бергер пошел первым, Леберер сопровождал его. Бергер сел на кровать Сенны, полный воспоминаниями о человеке, который сыграл огромную роль в его жизни и карьере. Несколько минут он что-то говорил, потом произнес последнее «прощай» и поцеловал друга в щеку. Он сказал: «Я провел с ним несколько минут, а дальше было, что было».

После него все, по очереди, попрощались…

Вскоре после того, как Бергер вышел из палаты Сенны, Уоткинс покинул госпиталь – он привык к смерти, но этот случай не был похож на те, что ему довелось пережить. Друг был мертв, Сид вернулся в отель, чтобы побыть одному, но и там, включив телевизор, он видел, как в новостях, раз за разом, повторяют запись роковой аварии.

Бергер тоже хотел уединения. Он взял вертолет до аэропорта, чтобы вылететь в Австрию. В аэропорту, в вечерних сумерках, он увидел самолет Сенны, обреченно ждавший своего хозяина, и остановился, потрясенный одиноким силуэтом.

В Португалии Луиза Брага старалась забронировать самолет, пока друзья помогали Адриане собираться. Адриана знала, что надежды мало, но верила, к тому же соседка слышала, будто Сенна пришел в себя. Мама Адрианы позвонила дочери из Сан-Паулу и рассказала о том, что прозвучало в эфире TV Globo, эта телекомпания, в отличие от европейских, не скрывала правды. Положив трубку, Адриана приняла успокаивающее, и позвонила Нейде да Сильва в Бразилию. Нейде сообщила ей, что семья планирует вылететь в Болонью в 14:30 по местному времени.

Пока они разговаривали, обследование в госпитале Maggiore подтвердило, что мозг Сенны мертв, и жизнь в нем поддерживается искусственно. Доктора обсудили официальное заявление, запланированное на 18:00. Они не хотели давать людям напрасную надежду, но и не могли сказать, что Айртон умер.

В 18:05 доктор Фиандри, дрожащим от тяжести ситуации голосом, сообщила репортерам, что Сенна клинически мертв. Он еще подсоединен к аппарату жизнеобеспечения, и лишь оборудование поддерживает работу сердца. Новость пошла в вечерние новости, в Британии предпочли подождать финального вердикта.

Нейде да Сильва по телефону сказала Леонардо, чтобы он пригласил священника к ее старшему сыну. Священник вошел в комнату Сенны в 18:15 и провел последний обряд. В 18:37 сердце бразильца остановилось вновь, и доктор Фиандри решила не пытаться его оживить – врачи сделали все, что могли. В 18:40 она объявила, что Сенна мертв, пояснив, что официальным временем смерти будет считаться 14:17 – когда машина Williams ударилась о стену и мозг Сенны погиб.

Домработница Юраси везла Адриану в аэропорт Фаро. Когда в 18:30 прибыл чартерный рейс, Адриана в нетерпении ждала на полосе. Едва открылась дверь, она бросилась к Луизе Брага. Пилот сообщил им, что перелет займет три часа, и ждал разрешения на взлет, когда пришло скорбное известие. Летчик вернулся к зданию терминала, не сказав ни слова пассажирам – Айртон Сенна ушел в мир иной, но он не хотел быть тем, кто сообщит эту весть. Он сказал лишь: «Диспетчер не разрешил взлет. Есть срочный звонок для Луизы и Адрианы».

Луиза выскочила из самолета, как только открылась дверь. Адриана была подавлена тишиной терминала, молчанием людей, выдававшим правду, которую она не хотела слышать. Она последовала за Луизой в башню диспетчеров: «Я вся сжалась, от головы до пят. Вернувшаяся Луиза была бледна… Только не говори мне, что он умер». В ответ прозвучало: «Он умер».

Две женщины провели в башне сорок минут, плача и пытаясь отойти от ужасной новости. Они не знали, что делать, и поехали обратно в дом Сенны, в Quinto du Lago. Пилот в Фаро остался ждать указаний. Когда они вернулись, они застали домочадцев в трауре. Домработница Юраси, относившаяся к Сенне, как к сыну, плакала. Адриана ушла в спальню и два часа неподвижно лежала на кровати. Она вспоминает: «Несколько часов до этого я наивно думала, что он приедет раньше, с улыбкой на лице после месяца разлуки».

Когда Джозеф Леберер вернулся в паддок, все вокруг пытались оправиться от шока – к тому моменту о смерти Айртона стало известно. Он вспоминает: «Похоже, все ждали и спрашивали: что случилось, что случилось? Мне пришлось сказать».

Лебереру пришлось разговаривать с двумя убитыми горем командами – Williams и McLaren. Рон и Лиза Деннис, Мансур и Кэти Оджей окружили его в ожидании новостей. Он обнаружил Фрэнка Уильямса и Патрика Хэда в полном неверии. После того, как они наконец-то получили Сенну в команду, они не могли смириться с тем, что он ушел так быстро.

Луиза Брага говорила со своим мужем, находившимся в госпитале. Он сказал, что нет смысла ехать в Болонью, нужно собирать вещи и возвращаться в Бразилию для участия в похоронах. Брага попросил жену отвезти Адриану в их дом в Синтре, на одной из машин, что были на вилле Сенны. Он сказал, что присоединится, как только отвезет Леонардо в Бразилию и организует доставку тела на родину.

Адриана обошла дом и сад. Деревья и лужайка купались в лунном свете, как часто бывает в Альгарве. Она подошла к бассейну, вернулась в кабинет и проверила сообщения на факсе. Посмотрела на фотографии на столе, на гоночные трофеи, остановилась перед дорогим швейцарским плеером. Ей стало интересно, какую музыку Айртон слушал в последний раз. Она нажала на кнопку и услышала Фила Коллинза:«Я хотела знать, какую музыку он слышал последней. Только это я могла разделить с ним».

В пресс-центре Имолы горели огни: 200 журналистов писали 200 некрологов. Боксы, в которых стоял изуродованный Williams FW16, охранялись вооруженной полицией.

В госпитале медсестры обнаружили в рукаве комбинезона Сенны свернутый австрийский флаг. Журналисты решили, что Айртон хотел выбросить его из кокпита после финиша, посвятив 42-ю победу памяти Роланда Ратценбергера.

В районе полуночи Анджело Орси вернулся в офис. Фотографии получились шокирующими, и он сомневался, что журналы их опубликуют. Представители семьи Сенны сообщили ему, что не желают, чтобы кто-то увидел эти снимки. Орси принял их решение.

Эти фото не видел никто, кроме семьи Айртона и Адрианы. Сегодня они, скорее всего, хранятся в сейфе, в офисе Autosprint. И журнал, и Орси, отвергли ряд заманчивых предложений, которые доходили до 100.000 долларов за право публикации. Гальвао Буэно, сообщивший семье Сенне об их существовании, с благодарностью воспринял поступок Орси: «Он единственный, кто сделал фото Сенны, напечатал их и сохранил в сейфе. Он отказался от прибыли, не продал их, и не продаст. Его начальство с пониманием отнеслось к его действиям, несмотря на неслыханные предложения от агентств. Он поступил благородно».

Гальвао Буэно мог рассказать и больше о событиях воскресного дня 1 мая 1994 года, но он обещал родителям Айртона никогда не говорить об этом…

В Америке, в интервью ночным новостям NBC, Найджел Мэнселл сказал тем вечером. «Я думал, он непробиваемый, но эта боль не пройдет со временем».