Расскажу вам одну историю. Мне захотелось сходить на бейсбольный матч. На бейсбол я ходить люблю. Помню, еще трехлетним шлепална стадион с дедушкой. Правда, теперь все чуточку иначе: прихожу,усаживаюсь, и тут на табло появляется мое имя. Ничего дурногоя в этом не нахожу: так уж люди устроены.Но в тот раз имелась одна загвоздка. Матч проходил днем,а вечером мне надо было кое-где быть по делам. Я решил, чтоприеду на стадион заранее, понаблюдаю за разминкой, посмотрю один-дваиннинга. Но мне не хотелось привлекать внимание к тому, чтоя не досидел до конца матча. Понимаете, спортсмены тоже артисты.Вообразите, что подумают, если на Бродвее в первые же минутыкакого-нибудь спектакля я у всех на глазах встану и покинузал? Я рассудил так: приеду, займу свое место на трибуне,а потом постараюсь незаметно слинять. Но при этом как-то запамятовал,что женщина, с которой я иду на матч, — такая жезнаменитость, как и я. Подъезжаем к стадиону. Вылезаю из машины,спрашиваю охранника: «У нас не найдется в багажнике какой-нибудьстарой шапки, а?» Он посмотрел, достал какую-то шапку и очки,а потом говорит: «Эй, Аль, ты только погляди, что здесь валяется!Старая борода!» Ну я ее и нацепил. Где только была моя голова!Пришли на стадион, игра начинается, и вдруг все люди на трибунахначинают оборачиваться в мою сторону. Телекамеры поворачиваются в моюсторону. Все, кто на поле, оборачиваются в мою сторону. «Чтоза черт? — думаю. — У меня же борода». Конечно, делобыло в моей спутнице. Все бы ничего, но вдруг чувствую: бородасползает. Положение идиотское. Что теперь делать? Отцепляю бороду —а что я еще мог? И разумеется, все это попадаетв одиннадцатичасовой выпуск новостей: «Интересно, зачем Аль Пачино пошелна стадион, нацепив фальшивую бороду?» Эту бороду нужно поместитьв музей проколов. Увидев себя в новостях, я посмеялся,но выводы сделал. Больше такое не повторится. Куда бы меняни занесло, я везде появляюсь в качестве самого себя.

Когда я был мальчишкой, моя прабабушка иногда дарила мне по серебряномудоллару. Она всегда была со мной очень ласкова. Когда она вручала мнемонету, вся остальная семья каждый раз вопила хором: «Нет! Нет! Не-е-е-е-т!Не давай ему серебряный доллар!» Это говорилось всерьез — ведьмы были страшно бедны. И как только монета оказывалась у меняв руках, все принимались орать: «Верни! Отдай назад!» — и мнестановилось неудобно за то, что я взял подарок.

Мои родители разошлись, когда я был совсем маленьким. Я былв семье единственным ребенком и жил в многоквартирном домев Южном Бронксе с матерью, бабушкой и дедушкой. Мы елесводили концы с концами. Поэтому для меня было настоящим праздником, когдая узнал, что из упаковки овсяных хлопьев можно вырезать купони получить за него шпоры Тома Микса. А ковбой Том Микс был звездойвестернов. Он был дико знаменит, дико! Уже то, что шпоры присылалибандеролью по почте, делало их чем-то необыкновенным. В общем,мы заказали шпоры. Когда умерла моя прабабушка, мне было, наверно, летшесть. Помню мы вернулись домой с похорон — и оказалось,что пришла посылка со шпорами Тома Микса. Я просиял.И тут же вспомнил, что прабабушка только что умерла. Мне так хотелосьпорадоваться шпорам, но… В тот день я узнал, что такое внутреннийконфликт.

Хотя мать работала, она находила время, чтобы водить меня в кинона каждый новый фильм. А на следующий день, оставаясь дома один,я играл сам для себя этот фильм с начала до конца, исполняя всероли. «Потерянный уикэнд» я посмотрел, когда был совсем маленьким, и он произвелна меня сильнейшее впечатление. Я не понимал происходящегона экране, но был заворожен накалом страстей. Не зря Рэй Миллэндполучил за игру в этом фильме «Оскара». В «Потерянном уикэнде»есть сцена, где Миллэнд ищет бутылку виски. Спьяну он спрятал бутылкугде-то в квартире, а теперь протрезвел и хочет ее найти.Знает: она где-то здесь, но где именно, не помнит. Долго-долго ищети все-таки находит. Я часто играл эту сцену. Иногда, когда отецприходил меня навестить, он брал меня к своим родственникамв Гарлем и говорил: «Покажи им сцену с бутылкой».Я играл сцену, и все смеялись. А я думал: «Чего это они?Сцена-то серьезная».

Как-то в детстве я зашел в один уличный балаган, кинулмяч и сшиб пару бутылок, но приза мне не дали. По сей деньу меня не укладывается в голове, что они могли так поступить.Какая несправедливость! Я пошел домой и рассказал все дедушке.А он сделал такое лицо… оно до сих пор стоит у меня передглазами. На его лице было написано: «Значит, по-твоему, я долженспуститься по лестнице с шестого этажа, пройти пешком пять кварталови попытаться доказать какому-то типу в балагане, что ты сшиббутылки и заслужил приз?!» Я прочел все это на его лице.Одновременно он попробовал объяснить мне, что в жизни такое иногдаслучается. В этом он был прав. Еще как случается.

Моя мать умерла прежде, чем я добился успеха. Помню, мне было летдесять. Наша квартира на верхнем этаже. Дико холодно. Снизу,из проулка, меня окликают друзья, зовут прошвырнуться по улицам.А мать меня не пускает. Я страшно злился и орал на неебез умолку. Она сносила мои упреки. И тем самым спасла мне жизнь.Понимаете, всех тех ребят, которые тогда звали меня гулять, уже нетна свете. Она хотела, чтобы я не шлялся по улицам допоздна,а делал уроки. И именно благодаря этому я теперь сижу здесьи разговариваю с вами. Все очень просто, верно? Но мы такзабывчивы…

Когда я был мальчишкой, в автобусе при пересадкена другой маршрут выдавались талоны: желтые, розовые и синие. Мы,ребята, знали место, куда выкидывали использованные талоны, и набивали имикарманы. Хотя эти бумажки ничего не стоили, они казались нам ценностью.Ты мог хотя бы вообразить себе, каково разгуливать с полнымикарманами денег.

Впервые я побывал на подмостках в качестве актера в начальнойшколе. Мы ставили спектакль, где на сцене стоял огромный котел —пресловутый «плавильный котел», а я в качестве представителяИталии стоял и помешивал в нем ложкой. Как сейчас помню: ребятав школе просили у меня автограф, а я расписывался: «СонниСкотт». Придумал себе звучное имя, понимаете?

Одно из самых больших потрясений в своей жизни я испыталв Южном Бронксе, в одном из тех залов, где когда-то быловарьете, а потом устроили кинотеатр. Спектакль давала бродячая труппа.Играли «Чайку» Чехова. Спектакль начался… и тут же закончился.Пролетел как одно мгновение. Это было волшебство. Помню, я задумался:«Кем же надо быть, чтобы написать такое, а?» Я тут же раздобылсборник рассказов Чехова.

Однажды я зашел перекусить в «Ховард Джонсон» и увидел,как актер, блиставший в том спектакле, разливает кофе за стойкой.Тогда я понял, что все в жизни относительно: сначала он покорилменя своей игрой, а теперь вот стоял за стойкой в «ХовардеДжонсоне» и меня обслуживал.

Было время, когда я разносил киоскерам газету под названием«Шоу-бизнес». Никогда не забуду, сколько мне платили: двенадцать долларов.Десятку и две бумажки по доллару. Десятку я тут жеразменивал, чтобы у меня было двенадцать однодолларовых купюр. Расплачиваясьв баре, отслюниваешь по доллару от пачки, и со стороныкажется, что денег у тебя уйма.

Когда я получил первый приличный гонорар в одном бостонскомрепертуарном театре, мне было, наверно, лет двадцать пять. Я зашелв бар, съел стейк и выпил мартини. И даже после этогоу меня еще остались деньги!

Знаете, какая разница между игрой на сцене и игройв кино? Играть — все равно что ходить по канату. На сценеканат натянут высоко-высоко. Брякнешься так брякнешься по-настоящему.В кино канат лежит на полу.

Однажды, стоя у светофора, я поглядел на девушкуна той стороне улицы и улыбнулся ей. А она отозвалась: «О,привет, Майкл». Ну, знаете, Майкл из «Крестного отца». У меня былотакое ощущение, что она в одно мгновение лишила меня права быть обыкновеннымпрохожим. Она меня видела, но она видела во мне не меня,понимаете? «Оскара» я получил только с восьмого раза. До этогосемь раз меня включали в список номинантов, но и только.Не знаю, смогу ли я адекватно описать свое отношение к этомухотя бы отчасти… Это теперь я смотрю на номинантов и думаю:«А если бы они были нейрохирургами? Кому из них ты доверишьоперировать твой мозг, если понадобится? Вот ему-то и следует дать«Оскара». Но в прошлые времена все зависело от того,в каком я был настроении.

Был такой год, когда я безмерно увлекался алкоголеми таблетками. Со всем этим я давно уже завязал, кстати.Но в тот раз сижу я на церемонии и думаю:«А я вообще дойду до сцены, если меня наградят? Не уверен».

Мой отец был женат пять раз. Я никогда не состоялв браке. Какой вывод я из этого делаю? Мы — рабы своихпривычек.

Если у актера слишком много денег, он обычно находит, кудаих спустить. Я лично вбухал свои деньги в собственную картину«Местный стигматик», которую потом так и не выпустил в прокат.

Иду я как-то по Центральному парку, а ко мнеподходит незнакомый человек и спрашивает: «Послушай, что с тобойслучилось? Отчего это мы тебя не видим?» Я начал чего-томямлить: «Ну я… да вот… я…» А он: «Давай, Аль, я хочуувидеть тебя там, на вершине!» И я осознал: мне очень повезло,что у меня есть мой дар. И я должен им пользоваться.

В одном фильме мне приходится гнаться за героем РобинаУильямса по бревнам, которые плавают в воде. Такую сценуне следует шлифовать до идеального состояния. Для нее главное —спонтанность. В спонтанности весь фокус.

Я пошел на концерт Фрэнка Синатры. Лет двадцать тому назад.На разогреве у него был Бадди Рич. И вот выходит Бадди Рич,и я как-то призадумался: ведь Бадди Ричу тогда шел седьмой десяток,а он играл на барабанах. Я знаю, он хороший ударник.Но тогда я подумал: «Ну вот, придется тут сидеть, слушать, какБадди Рич стучит, ерзать на месте, пока не выйдет Синатра».Но вот Бадди Рич начал играть — и пошел, и пошел,и пошел. Это было в десять раз сильнее того, что я от негоожидал. В середине риффа весь зал вскочил и завопил от восторга.Потом вышел Синатра и сказал простую вещь: «Видите, как этот парень играетна барабанах? А знаете, иногда полезно не сходитьс избранного пути». Бадди Рич не сходил с избранного пути.Он не только продолжал год за годом играть на барабанах,но и в тот вечер, выступая на сцене, шел своим путем.Он словно бы говорил: «Вот сколько я прошел, давайте проверим,смогу ли я пробиться дальше…» И внезапно путь сам перенес егов нужную точку. Вот для чего мы делаем то, что делаем. Хотим найтито самое место. Но найти его — еще не все. Нужноне останавливаться. Знаете, есть такая пословица: «Тот, кто упорствуетв своем безумии, в один прекрасный день окажется мудрецом».