В номере люкс в гостинице «Шато-Мармон» было светло и тихо. Даже слишком светло: горела огромная люстра, два торшера на тонких длинных ножках, несколько ночников рядом с кроватью, крохотные лампочки на потолке по всему периметру комнаты и множество свечей. Киану сидел в кресле, неудобно откинув голову на спинку и держа в левой руке прикуренную сигарету, которая догорела уже практически до фильтра. Пепел беззвучно падал на пол, образовывая небольшую серую горку. Киану перевернулся на другой бок, шумно вздохнул и снова замер. Он спал.

Войдя в помещение, Ривз первым делом включал все имеющиеся в наличие осветительные приборы. Убедившись в том, что каждый темный угол достаточно освещен и ни один из предметов не отбрасывает мрачных теней, Киану мог спокойно вздохнуть и осмотреться. Страх темноты преследовал Ривза с самого детства. Ему не было и четырех лет, когда мама стала оставлять его одного в гримерной: администрация заведения экономила на электричестве, поэтому, когда все девушки были в зале, в комнате для переодевания выключали свет. Мальчик что есть силы зажмуривал глаза и приказывал себе не плакать. В темноте беспорядочно разбросанные платья, перья, накидки превращались в кошмарных фантастических животных, которые, шурша и протяжно вздыхая, норовили схватить Киану за локоть или заползти под рубашку. «Мышонок, сиди тихо. Иначе маму будут ругать», — говорила Патриция, поправляла вечно сползающие чулки в крупную сетку, решительно встряхивала головой в мелких кудряшках и выходила в зал навстречу пьяному улюлюканью.

Патриция работала стриптизершей и вынуждена была брать сына с собой, потому что его не с кем было оставить. Муж сидеть с ребенком наотрез отказывался. Через год после свадьбы Патрик (так звали ее близкие друзья) и Сэм, ее супруг, переехали в Австралию, где девушке пришлось устроиться работать в ночной клуб. Самуэль Ноунин Ривз, наполовину гаваец, наполовину китаец, был человеком широких взглядов, поэтому не особо утруждал себя заботой о ребенке и не возражал против «ночной» работы жены. Патриция находилась уже на третьем месяце беременности (второй ребенок должен был родиться в январе), но, несмотря на это, продолжала танцевать в баре, потому что Сэм в последнее время все реже появлялся дома, принося с собой вместо денег и продуктов марихуану. Когда Патрик и Сэм только познакомились, суматошная и беззаботная жизнь хиппи устраивала обоих: они разъезжали на красном «Ягуаре», носили рваные джинсы и курили «травку». Это было веселое время, закончившееся рождением сына, которого назвали Киану, что в переводе с гавайского означало «прохладный ветер с гор». Патриция понимала, что ее сыну, как и другим детям, необходим дом, воскресные обеды и семейные походы на стадион, в то время как Сэм возвращался домой за полночь, выпивший или «под кайфом». Вскоре на свет появилась девочка Ким, отец сделал окончательный выбор в пользу наркотиков и ушел из семьи. Летом 1994 года Сэма арестовали на Гавайях с крупной партией героина и кокаина, после чего приговорили к 10 годам тюремного заключения. Но это было уже потом…

А тогда Патриция, Киану и Ким в поисках лучшей жизни отправились в Нью-Йорк. Вторым мужем Пат стал кинорежиссер Пол Аарон, вслед за которым семья перебралась в Канаду. Через год место Аарона занял рок-продюсер Роберт Миллер, с которым они прожили чуть больше года и произвели на свет вторую сестру Киану — Карину. Вскоре продюсера сменил некий Джек Бонд…

Псих

«Прохладный ветер с гор» рос странным и замкнутым мальчиком. Кроме того, у него, как и у младшей сестры Ким, врачи обнаружили дислепсию — заболевание, при котором ребенок не может произнести ряд звуков. Это заметно сказывалось на оценках в школе и мешало нормальному общению со сверстниками. Когда Киану хотел что-нибудь сказать, во рту появлялась вязкая каша из букв и слогов, которые никак не хотели принимать форму узнаваемых слов. Ребята дразнили его. Киану замолкал на полуслове и делал вид, что это не имеет к нему никакого отношения. Нормально он мог общаться только с Ким, которая так же, как и он, глотала половину звуков. Однажды одноклассники, желая подшутить над своим немногословным другом, на несколько часов заперли Киану в шкафу в раздевалке. Мальчик так исступленно рыдал, что, оказавшись на воле, потерял сознание прямо на глазах у беснующихся ребят и девчонок. В школе его звали не иначе как «псих» или «уродец».

В старших классах Киану с помощью врачей и логопедов справился со своим речевым недугом, с головой ушел в хоккей и очень скоро стал отличным вратарем, за что получил прозвище Стена. Запоздалое уважение команды не было для него целью, поэтому и не приносило радости. Про себя он знал, что навсегда останется для них «уродцем».

Еще в школьном возрасте Ривз начал брать уроки актерского мастерства и посещать прослушивания. На учебу он окончательно махнул рукой, считая, что для игры на сцене она ему никак не пригодится. По этой причине Киану четырежды пришлось сменить школу: по всем предметам, кроме латыни, он умудрялся получать сплошные двойки.

Несмотря на нелюдимость и замкнутость, Киану пользовался большой популярностью у девочек. Им он казался загадочным и непредсказуемым — совсем как герои любовных романов, которыми юные леди зачитывались перед сном. Не сказать, чтобы парень этим пользовался — скорее, он позволял им любить себя, продолжая как бы со стороны наблюдать за всем происходящим. Киану рос созерцателем, а не оратором или деятелем, что безошибочно разгадал в нем Бернардо Бертолуччи, пригласив на роль Будды в картину «Маленький Будда». Но это будет значительно позже…

А пока Киану закончил школу и ушел из дома. В соседнем квартале жила его подружка Пэм, с которой Киану неплохо проводил время, поэтому было принято решение поселиться в подвале ее дома. Началась самостоятельная жизнь, и парень зарабатывал на нее тем, что точил коньки на одной из хоккейных площадок, стриг деревья в городских парках и варил в день по 50 кг спагетти в итальянском ресторанчике «Палестина».

Одновременно с маленькой любовницей и театром в его жизни появились наркотики. То ли давали о себе знать отцовские гены, то ли окружающая жизнь казалась слишком унылой и предсказуемой, но в итоге Киану пристрастился к ЛСД и прочим галлюциногенам. Они искажали его пространство, давали потрясающее ощущение слияния с природой, очищения. «Я многое делаю не так, но лучше жалеть о содеянном, чем о несбывшемся», — говорил сам Киану и продолжал поиски.

Мальчик — волк

Тем временем Ривз наконец-то получил свою первую крупную роль на профессиональной сцене. Желание играть было столь сильным, что его не смутил ни явный гомоэротический подтекст пьесы, ни специфическая публика в темном зале. Спектакль назывался «Мальчик-волк», и режиссер Джон Палмер, пораженный физическим совершенством молодого человека и желая лишний раз порадовать «голубую» публику, выпускал Киану на сцену в самых патетически напряженных местах в одних лишь белых трусиках и заставлял активно двигать бедрами. Зал рыдал от восторга.

В театральной школе, где учился Ривз, тоже нашлись поклонники его экзотической внешности и несомненного актерского таланта. Режиссер Стивен Стерн, имевший тесные контакты с руководством школы, пригласил юное дарование на пробы для крохотной роли в одном телефильме, но уже после дня знакомства сказал, чтобы Ривз готовился играть главного героя. В 1986 году Киану на стареньком «Вольво» 1969 года выпуска и с тремя тысячами долларов, заработанными на спагетти и коньках, приехал на съемки в Лос-Анджелес.

Популярность не стала для Киану неожиданностью. Он занимался тем, что ему нравилось, выкладывался на полную катушку, будучи уверенным, что это должно нравиться окружающим. После успеха фильма «Замечательное приключение Билла и Тэда», в котором Ривз сыграл придурковатого деревенского парня, целыми днями бренчащего на воображаемой гитаре, режиссеры стали выстраиваться к нему в очередь, предлагая все новые и новые роли. Начав получать большие гонорары, Ривз не сменил свой подростково-расхлябанный гардероб на дорогие костюмы и блестящие ботинки. Он продолжал носить широкие штаны и бесформенные фуфайки, вылезающие друг из-под друга. Разумеется, чем меньше он хотел обратить на себя внимание, тем больше людей стремилось оказаться в кругу его близких знакомых.

«Скорость», которая принесла Ривзу 10 млн. долларов, свела с актрисой Сандрой Баллок. Девушка в тот момент переживала очередной разрыв со своим бойфрендом, поэтому молодой человек с задумчивыми карими глазами пришелся как нельзя кстати. Каждый день им приходилось по десять и более часов находиться рядом друг с другом, но даже после месяца такой «тесной» работы Киану не проявил заинтересованности в продолжении отношений за пределами съемочной площадки. Сандра решила взять ситуацию в собственные руки.

«Что ты делаешь в выходные?» — как бы между делом решила осведомиться Баллок. «Как обычно. Ничего», — ответил Киану без тени лукавства. «Как ты смотришь на то, чтобы прокатиться вместе в Вегас? Потусоваться там денек-другой и к понедельнику вернуться?» — «Отличная идея». Ривзу и в голову не могло прийти, что Сандра задумала соблазнить его, в то время как девушка уже практически праздновала победу. Она взяла с собой самое эротичное белье, самые изысканные духи и наряды, и, когда под вечер они оказались в гостинице, Баллок была готова к любому повороту событий… За исключением того, что предложил ей Киану. «Два одноместных», — сказал он и, поймав на лету ключи, потащил дорожные сумки к лифту. И носильщики, и Сандра были несколько озадачены. Поцеловав на прощание Баллок в щеку и сказав «Сладких снов», Киану удалился в свой номер.

Одетая в черные кружева и пахнущая волшебными духами Сандра ждала его в своей комнате. «Он просто меня дразнит. Не может быть, чтобы он согласился на эту поездку просто так». Сна не было, и с каждым пройденным часом решимость покорить спящего в соседнем номере мужчину крепла. Сандра заказала бутылку холодного шампанского и, словно тень, шурша кружевом и шелком, проскользнула в номер к Ривзу, который, завалившись на диван, не снимая ботинок, пил пиво и читал. Он окинул ее беглым взглядом и произнес: «Что, не спится? Ты, наверное, замерзла. Где твоя пижама? В этих тряпочках даже мне было бы неуютно спать. Ложись рядом… согреешься». Шампанское осталось стоять на полу, и Сандра, потерявшая дар речи и былой эротический настрой, покорно приблизилась к его кровати. Ривз укутал ее шерстяным одеялом и принялся читать вслух своего любимого Шекспира, с томиком которого никогда не расставался. Уже через несколько минут роковая женщина в шикарном белье мирно посапывала, убаюканная нежным теплом, исходящим от тела Киану, и его монотонно вибрирующим голосом.

Они вернулись уже на следующий день, и Сандре пришлось отчитываться перед каждой из посвященных в ее коварный план подруг. «Как, у вас ничего не было?!» — взволнованно причитали те. «Не было», — цедила сквозь зубы Баллок и старалась как можно быстрее сменить тему разговора. Кто-то предположил, что Киану — гомосексуалист, остальные поддержали эту версию (иначе разве стал бы он отказываться от Сандры); сопоставив некоторые детали его прошлого, большинство коллег по цеху пришли к выводу, что Ривз любит мальчиков. Киану не возражал против такой постановки вопроса, потому как по большому счету ему было абсолютно наплевать, что о нем болтают. Правда, их отношения с Баллок стали заметно прохладнее, и во второй части «Скорости» Ривз сниматься наотрез отказался.

Ни об одном своем романе он не распространялся. Казалось, что женщин в его жизни просто не существует, в то время как покорить его одинокое сердце мечтали многие. Гвинет Пэлтроу, Дрю Бэрримор, Вайнона Райдер и даже Шэрон Стоун — все они пытались соблазнить Ривза, но ни одна из них не продвинулась дальше рукопожатий и официальных поцелуев в щеку. Ему были неинтересны их громкие имена и впечатляющие счета в банках. Ему не давала покоя другая страсть…

Киану был без ума от мотоциклов. Первые заработанные деньги он потратил на великолепный «Нортон», на котором гонял по окрестностям Лос-Анджелеса, пугая автомобилистов и прохожих. Скорость, адреналин, пульсировавший в крови, и страх, от которого сжималось в спазме горло, были необходимы ему как воздух. Это был вызов, который Ривз каждый раз бросал самому себе, и Киану нравились мысли о том, что в любую секунду его может расплющить о горячий асфальт. Что однажды и случилось. На память о той катастрофе, когда Киану чудом извлекли из-под груды покореженного железа, на его теле остался огромный уродливый шрам, который поделил его грудь и живот пополам.

Ребёнок, лошадь, собака и жена

«Тебе не больно?» — Аманда провела тонким пальцем по линии шрама и поморщилась. Минуту назад девушка открыла дверь номера своим ключом, приглушила свет, тихо разделась и, устроившись на коленях у спящего в кресле Ривза, принялась его нежно будить. «Уже нет», — ответил Киану и погладил ее по обнаженным шелковым плечам.

Они знали друг друга уже тысячу лет. В их отношениях не было особых страстей и сложностей, которые так не переносил Ривз. Аманда де Кадент была моделью — не слишком известной и не слишком талантливой, иначе Киану не обратил бы на нее внимание. Ему не нравились женщины, которых надо было держать при себе, как дорогое украшение стоимостью в миллион долларов. Он не хотел потом читать о себе в мемуарах какой-нибудь суперзвезды. Именно поэтому Аманда полностью устраивала его. Темные волосы, холодные голубые глаза и грация кошки. Аманда не была его идеалом, но и не раздражала в отличие от всех остальных девиц. «Мне нужен ребенок, лошадь, собака и жена. Именно в такой последовательности», — говорил он газетчикам и друзьям. Киану не хотел долгих отношений. Может быть, когда-нибудь, но только не сейчас…

Аманда, плавно двигая худыми лопатками и бедрами, пошла в ванную. Киану снова сел в кресло и закурил. Не прошло минуты, как раздался телефонный звонок. Несмотря на внушительный счет в банке, у Ривза до сих пор не было собственного дома, поэтому, приезжая в Лос-Анджелес, он либо гостил у сестры Ким, либо снимал номер в гостинице. Телефон продолжал настойчиво звонить. «Слушаю», — ответил Ривз, даже не пытаясь скрыть досады, сквозившей в голосе. «Это я, Роберт». — Голос на том конце провода заметно дрожал. «А, приятель… — сменив гнев на милость, начал Киану. - Как сам? Как ребята?» Случайно познакомившись в магазине, Ривз и Мэйлхаус организовали группу «Догстар» (где Киану бренчал на бас-гитаре) и с тех пор не расставались больше чем на три недели. «Друг, мне очень жаль…» — Роберт явно не мог заставить себя произнести то, что готово было само слететь с языка. «Не тяни, в чем дело?» — Киану был озадачен и встревожен. Еще одна долгая пауза: «Дженифер погибла… Автокатастрофа». Ривз выронил трубку и догоревшую до фильтра сигарету.

Джен… Дженифер Сим. Единственная, кого он подпустил так близко. И единственная, кого он не мог простить себе. Около двух лет назад их глаза впервые встретились: Киану зашел выпить кофе в придорожную забегаловку, а Дженифер подошла к его столику принять заказ. «Черный кофе без сахара и прямой ответ на прямой вопрос», — начал он без лишних предисловий. «Кофе будет через минуту, а на вопрос я могу попробовать ответить прямо сейчас». — Девушка ничуть не смутилась, хотя парень, сидевший напротив нее, был по-настоящему красив и невозмутим. «Я хотел бы, чтобы ты поужинала со мной сегодня. Во сколько мне за тобой заехать?» — «В шесть тридцать», — коротко ответила девушка, развернулась и пошла за кофе. В тот вечер они много смеялись и разговаривали. Несмотря на то, что в кармане у Ривза лежала не одна сотня долларов, они пошли в дешевенький ресторан по соседству, где выпили пива и поели жареной картошки. Ожидаемый вопрос «Неужели ты тот самый Киану Ривз?» не прозвучал, поэтому Киану позволил себе проводить девушку до дома и назначить следующее свидание. Спустя неделю Джен, лежа на плече у Киану, прикуривающего очередную сигарету, заговорщицки произнесла: «А знаешь, я скоро стану знаменитой актрисой. Уже полгода я с подругой хожу в театральную студию, и все преподаватели говорят, что у меня неплохо получается. Вот снимусь в каком-нибудь сериале и уйду из официанток… будет здорово. Правда же?» Киану рассмеялся, и тогда Дженифер не поняла, чем была вызвана его улыбка. Когда спустя несколько недель девушка узнала, что Ривз актер, причем весьма знаменитый и высокооплачиваемый, она швырнула в него пепельницей и, прежде чем хлопнуть дверью, крикнула: «Я не знаю, большая ты звезда или так себе. Но в том, что ты настоящая свинья, я уверена на все сто». На следующий день они помирились, но Киану пришлось пообещать, что он никогда больше ничего не будет скрывать от Джен.

Рядом с Дженифер он мог быть самим собой. Они могли вместе курить в постели марихуану, после чего медленно и нежно заниматься любовью. Не привыкшая к роскоши девушка не требовала от Ривза дорогих подарков и не заставляла его одеваться по последнему писку моды. Новость о беременности Джен была полной неожиданностью для обоих. Киану, не сказав ни слова, вышел из дома, сел на мотоцикл и поехал куда глаза глядят. Вернулся «ветер» только под утро. Дженифер сидела в кресле, поджав по себя ноги, и на ее лице были видны следы недавних слез. В пепельнице рядом с кроватью скопилась целая гора окурков. «С завтрашнего… вернее уже с сегодняшнего дня ты должна бросить курить. Нашему ребенку это не пойдет на пользу» — с этими словами Киану обнял свою подругу, и больше они не расставались ни на минуту.

«Раз Господу угодно, чтобы я изменил свою жизнь, пусть так оно и будет. ОК, я женюсь на Джен, куплю дом, забуду о наркотиках и стану копить деньги на обучение дочери», — думал он, будучи уверенным на все сто, что у него родится именно девочка. Впервые в жизни он знал, чего хочет и что от него требуется. Это было хорошо.

Сойти с ума

В тот день все с самого начала пошло не так. Ночью Дженифер плохо спала, была бледна, как полотно, то и дело вскрикивала и хваталась за живот. На лбу выступила испарина, скулы болезненно окаменели, и Киану видел, каких невероятных усилий девушке стоило не закричать ему прямо в лицо. Несмотря на то что роды должны были начаться как минимум через две недели, Киану повез стонущую Джен в больницу. По взволнованным лицам врачей он понял, что хороших вестей сегодня не будет. Ее увезли в операционную. Он потянулся к ней: «Малыш, держись. Я с тобой», но в ответ услышал лишь сдавленный стон и тяжелое дыхание, рвущее грудь. Киану сидел в приемной, сдавив голову руками практически до хруста. Час, два, три… Медсестры и врачи проходили мимо него и невольно ускоряли шаг. Никто не мог ответить, что с его ребенком и Джен. Молчание и звон электрических ламп сводили с ума. Через какое-то время из операционной вышел доктор. Вытерев пот со лба и ослабив воротник рубашки, грустно произнес: «Ваша жена в безопасности, хоть и потеряла много крови. Ребенок родился мертвым и мог погубить ее, если бы не произведенная вовремя операция. Мне очень жаль». Не произнеся ни слова, Ривз пошел в палату. Девушку уложили в кровать, и кожа Джен была даже белее, чем подушка, на которой покоилось ее отрешенное лицо. Укол снотворного сделал свое дело, она спала. В те несколько минут, которые Киану провел у постели любимой, он понял, как люди сходят с ума. Когда уходит почва из-под ног и рушится все, что держало тебя на плаву. Его ребенок умер. Того, ради чего стоило начинать жить по-новому, больше не существовало. Киану провел рукой по холодному влажному лбу Джен и вышел из палаты. «Вы можете навестить ее завтра с утра!» — крикнул Ривзу вслед доктор, но тот его уже не слышал.

Он сел на мотоцикл, нажал на педаль и рванул в темноту. Ночь легла ему на плечи, и слезы, выступавшие на глазах, высыхали, не успевая пролиться. Киану чувствовал, что поступает нечестно, что сейчас он должен быть рядом с Джен, но не мог заставить себя вернуться и снова взглянуть в ее бледное восковое лицо. Может быть, когда-нибудь, но только не сейчас. Он гнал что было сил, потому что хотел умереть. Запрокинув голову, Киану кричал, что он ненавидит Бога, что его нет и никогда не было. Шрам, несколько лет назад располосовавший его грудь и живот, горел и жег, словно был заново разрезан. Когда Джен очнулась на следующее утро, Ривз был за сотню километров от нее. Живой и невредимый, но совершенно другой. Врачи констатировали, что девочка погибла из-за врожденной атрофии легких, вызванной наркотиками, которые все это время употреблял Киану.

Сейчас он чувствовал то же самое — духоту и боль; заживший рубец на животе горел. Телефонная трубка валялась на полу вместе с недокуренной сигаретой. Та, к которой он собирался вернуться, умерла в груде металла на каком-то неизвестном шоссе. Все это время Киану знал, что Джен простит его, но медлил, каждый раз давая себе новое обещание позвонить или приехать. Он сбежал от Дженифер, но всегда хотел вернуться. Он бы мог сделать это завтра… но ее больше не было.

Может быть… но только не сейчас

В ванной шумела вода. Аманда не торопилась выходить, потому что знала страсть Киану к одиночеству и тишине. Она любила его, но предпочитала молчать, т. к. чувствовала, что от ее слов все станет только сложнее, но никак не лучше. Все должно было получиться само собой… О том, что ее беременности было уже шесть недель, Аманда узнала только сегодня утром и теперь раздумывала, как бы поаккуратней сообщить об этом Киану. Сейчас, по-видимому, был самый подходящий момент. Аманда завернулась в огромное махровое полотенце и вышла в гостиную. Свет по-прежнему горел, но в комнате никого не оказалось. На полу валялся тлеющий окурок, и гудела телефонная трубка. Девушка подошла к окну и увидела, что мотоцикла Ривза, который она часом раньше заметила на стоянке отеля, больше не было. Киану уехал, и в тот момент Аманда поняла, что больше никогда его не увидит.