Я не стараюсь лишний раз где-то мелькнуть, показаться в какой-то телепередаче или поработать там, где я не хочу. Может быть, это накладывает какой-то отпечаток нелюдимости или, наоборот, мегавостребованности. Возможно, мое имя в каких-то местах помогает привлечь внимание. Моя работа - это не реклама, а дальнейшая цепная реакция - «сарафанное» радио.

Профессия [актера] подразумевает то, что ты живешь там, где работаешь. В Москве я нахожусь 10 дней в месяц. Все остальное время я вне пределов Москвы.

Лично я бизнесом не занимаюсь. Посредством своих сил и возможностей со следующего сезона я буду помогать пожилым актерам и молодым людям, которые хотят попробовать себя в актерском мастерстве. Все, больше у меня занятий нет.

Когда людям нечего делать, они начинают устраивать войны. Разговоры по поводу питерской или московской [театральной] школы начинаются между теми, кому нечего делать.

Когда я служил в театре Ленсовета, мы вечером зашли в магазинчик с актером Юрием Овсянко, вдруг какая-то собака в магазине подошла ко мне, села и стала на меня смотреть. Овсянко подошел ко мне и сказал: «Видишь? Вот это народная любовь».

Каждый театр развивается так, как он может... Главное, чтобы театр не был сухим. Зритель ждет смеха, слез, иногда какого-то удара молотком по голове. Я говорю не про шок эротический, порнографический. Я имею в виду шок, который можно испытать от очень простой, внятной мысли, которую мы порой забалтываем, а она была, есть и будет: любовь, смерть и т. п.

Я же не машина - не могу запрограммированно улыбаться всем! Я человек, такой же, как и все. По крайней мере, хочу оставаться таким.