1986

Мы превратились в страну повального воровства. Мы, чуть ли не все воруем что-нибудь. Несём с заводов, с фабрик: сахар, конфеты, кофе, гайки, транзисторы, бумагу, дерево, трубы; воруем у предприятия, где работаем, рабочее время – придём позже, уйдём раньше, в середине рабочего дня сделаем личные дела. Мало нам этих часов, украдём дни, принесём бюллетень, коли надо. В какой ещё стране воруют автомобильные щётки? Миллионы машин стоят без щёток, тысячи человеко-часов потрачены на то, чтобы снять и надеть щётки на лобовое стекло. Иностранцы удивляются, просят объяснить. А как и кому это можно объяснить? Мы все повязаны воровством. Только одни воруют по-крупному, другие – по мелочи. Воровство в особо мелких размерах! В нравственном смысле это катастрофа!

1986

Оскар Уайльд сказал: «Критик – это тот, кто способен в новой форме или новыми средствами передать своё впечатление от Прекрасного». Это всего лишь одна из характеристик портрета. Но она правильная. И ещё: критик не может не быть пристрастным. Он кровно заинтересован в судьбе искусства, в его завтрашнем дне. Каждая неудача художника огорчает его, как собственная неудача, но, зато, и любая находка должна радовать его, и он не пропустит её, не обойдёт вниманием. Так рачительный хозяин непременно нагнётся и поднимет лежащий на дороге в пыли гвоздь.

1988

Купил я недавно книжку в подарок (собирался на день рожденья). Прекрасное карманное издание, на мелованной финской бумаге. Книжка называется: «Неповторимое чудо – частушка», издательство «Молодой Гвардии». Вот, думаю, чудный подарок. Хорошо, что догадался полистать несколько страниц.

Как же вам передать содержание этой книжки? Полагаю, что даже с многоточиями вместо матерных слов напечатать такую частушку непросто. Но всё-таки попробую процитировать. Беру наугад.

Ой, п…а, моя п…а,
Вся ты износилася,
лазила под х…
не спросилася.

Полюбила парня я,
Оказался без х…я
На х…я мне без х…я
Когда с х…м до х…я

Наш бухгалтер Вера Васильевна приобрела для внучки книжку «Заветные сказки». И шрифт и формат детский. Сидит на работе, у себя за столом, читает. Вдруг бледнеет, краснеет, зовёт меня:

- Станислав Сергеевич, вы посмотрите, что здесь напечатано!

Беру, читаю:

«Давно это было, когда ещё ножей не было, х…м говядину рубили…»

Смотрю на обложку – никакого предупреждения, что детям нельзя. Сказки Афанасьева. Да, есть такое произведение: похабные сказки Афанасьева. Даже издавали их раньше, уж больно остроумные. Но тысячу раз предупреждали (и на обложке и на титульном листе): только для взрослых.

Одним словом: дорвались! Дорвались до свобод.

Читатель вынужден защищаться. И не только от похабщины. От бесконечной лжи, от неустанных разоблачений, от потоков мерзости.

А как же защищаться? Только одним способом: презрительно отвернувшись.

То же самое с и с театром, и с кино… Если мы выпускаем фильм под названием «Бля!», на что мы рассчитываем? На какую реакцию публики?

Всё, что случилось, закономерно и оправдано. Яму, в которую скатились, мы вырыли сами.

1989

Мы оказались не готовыми ни к свободе, ни к демократии. Резко всплыли. Нас поразила кессонная болезнь. На лицо все признаки: помутнённое сознание, затруднённая речь… Свободы раздавили нас. Как тут не вспомнить Столыпина: «Я говорю – надо дать свободы. Но при этом добавлю: предварительно нужно создать граждан и сделать народ достойным свобод».

Гражданами мы оказались плохими.

Кликните по фотографии и вы получите увеличенное изображение

1989

Огромная богатая страна! Леса, воды, пушнина, рыба, чуть не семьдесят процентов мировых черноземов, колоссальные мине­ральные богатства — нефть, газ, редкие ме­таллы, золото... И нищета! Удручающая, лишающая достоинства нищета.

Когда страна богатая, а народ бедный — это преступление. К сожалению, оно пока не расследуется, да и не у нас суда, куда можно было передать такое «дело».

- И сколько же вас живёт в деревне, бабушки?

- Хуже. День ото дня всё хуже и хуже…

Вот такой у нас состоялся разговор с двумя старушками по дороге. Когда садились в автобус, одна из бабушек спросила:

- Президент-то, он в Москве правит?

- Обязательно скажу, бабуси. Обязательно

1990

Россия...

Необъятные просторы, богатейшие земли…

Ныне — истерзанная земля, обесси­левшая, отдавшая свои соки неразумным детям.

Россия.

Почему она стала такой? И почему мы, дети ее, живем так трудно и так глупо?

Где путь к возрождению?

Людям без роду, без племени, без корней и без родителей, без истории и исторического опыта никогда не выбраться на этот путь.

Поэтому, наверное, надо вспомнить, кто мы, кто наши родители, что есть мать-земля, наша Россия?

1990

Как так случилось? Почему? Бежали вроде вперед, а оказа­лись сзади. Вырвались из ада, продирались в темноте через кусты и колючки... вот за­мелькали огоньки впереди, ку­барем скатились с обрыва, а это — другой ад, еще хуже прежнего.

Читателю, интересующему­ся истоками, могу предложить такую простенькую схему (возможно, она ошибочна, но это еще надо доказать!).

Российский государствен­ный корабль лег на верный курс в 1906 году, при Столы­пине. Началось «великое вы­здоровление страны» (А. И. Солженицын). В феврале 17-го корабль повернул влево. В октябре большевики «попра­вили» курс — Россия круто по­вернула вправо. Так мы шли семьдесят лет, все больше удаляясь от цели: по-насто­ящему свободной России, «свободной от нищеты, неве­жества и бесправия» (П. А. Столыпин).

В апреле 1985 года на капи­танский мостик поднялся но­вый капитан — корабль стал тяжело разворачиваться вле­во. Как-то незаметно мы пере­секли линию истинного курса, и теперь нас сносит влево все больше и больше.

Что же делать?

Для начала нужно вернуть корабль на истинный курс. Нужен капитан. Капитан, ко­торый учился не чертовщине (как все предыдущие наши ко­мандиры), а, фигурально вы­ражаясь, морскому делу. Цель ясна — свободная Россия. По-настоящему свободная. Сво­бодная, напомню, от нищеты, невежества и бесправия.

Все нынешние свободы ока­зались свободами призрачны­ми. Свобода выйти на пло­щадь и крикнуть «Чубайс — дурак!» — это не свобода. Это распущенность. Свобода — это освободить людей от об­нищания. Сейчас, а не через тридцать лет. Через тридцать они погибнут, если не физически, то духовно.

1990

Любой молодой человек на опыте своих родителей, на всём опыте окружающей жизни видит, что честным трудом в этой стране прожить нельзя. Поэтому нужны большие усилия родителей, чтобы остановить его не дать вступить на преступный путь. Чаще всего этого не удается сделать, и поэтому ежедневно добровольные рекруты из числа молодёжи вливаются в ряды преступной армии страны. Криминальная статистика отмечает: преступность резко помолодела.

Чтобы спасти наших детей, нужно не так уж много. Нужно, чтобы молодые люди поверили: честным трудом прожить можно. А значит, завтра станет еще лучше, послезавтра станет лучше намного.

Вот и все. Что следует делать — пусть подскажут ученые. Если нужно залезть в долги, значит, надо залезть в долги. Если нужно от чего-то отказаться, значит, надо отказаться. Альтернативы у нас нет. И более священной задачи у нас нет.

1992

Хуже всех сейчас живут старики и люди, стоящие на пороге старости. Всю жизнь они много и честно трудились на благо державы. Жили в нищете, в бараках, в коммуналках. Думали: завтра будет лучше. Потом надежда исчезла. "Ладно,— махнули они на себя рукой,— но зато наши дети будут счастливы!". Выросли дети, а просвета все нет. Осталась слабая надежда: "Внуки...". Но выросли и внуки.

Что им делать? Ждать они устали и на­дежд никаких не питают. Тогда что? Помирать, так и не увидев, что жизнь изменилась к луч­шему?

1992

Обидно!

Прожить такую тяжелую жизнь и в конце пути убедиться, что все напрасно, что и впереди никакого просвета. Тяжело и обидно. Особенно старикам, пенсионерам.

Но есть и еще одна категория людей, ко­торые ждать, пока все наладится, не хотят и не могут. Это наше молодое поколение. Мы жалуемся, что они не уважают нас. А за что им нас уважать? Вон, в каком состоянии мы оставляем им страну.

Они презирают нашу нормированную глас­ность, гласность для избранных, и правильно делают. Известно ведь, что полуправда — хуже лжи, а наши газеты, радио, телевидение просто поменяли хозяев.

Они не верят ни нашим призывам, ни на­шим обещаниям. И ждать они не хотят и не мо­гут.

1992

Дети.

Вот наша главная тема. Где бы мы ни бы­ли, мы наблюдали за детьми. Потому что пони­мали: будущая Россия — это ее граждане. Ка­кими будут граждане, такой будет и страна.

Дети у нас прекрасные, что говорить. Это мы всегда умели — детей делать. Сейчас, правда, все реже. Смертность превысила ро­ждаемость.

Неужели мы ослепли? Неужели Бог снова отнял у нас разум? Не видим самого губитель­ного для страны процесса.

Слово митрополиту Иоанну:

— Мы изуродовали души наших детей отравой потребительства и грязного разврата, растлили целое поколение молодежи, низведя до скотского уровня тупого биологического прозябания.

Одно изуродованное поколение уже вы­росло, подрастает другое. Ему нанесены такие моральные увечья, после которых уже не опра­виться.

Детская проституция, детская порногра­фия (есть уже и такое), дети — наемные убий­цы, дети на службе в мафии... А-а, кого теперь этим удивишь!

А как они разговаривают между собой, наши дети, вы слышали? Я гуляю с собакой — хожу мимо школы.

Сидят три ученицы на качелях. К ним приближаются два одноклассника. Одна из де­вочек, растягивая слова, с нарочитым укра­инским акцентом, громко говорит:

— Ой, девки-и, снимайте плавки-и!

Идут передо мной двое пацанов, разгова­ривают:

— Ты Люську трахал?

— Не... Она — целка. Ничего, кроме ми­нета, не умеет...

Разговор в моем подъезде:

— Где Ленка?

— Дома... Учится...

— На кого? На дебила?

— А тебя это ебет?..

Покорно прошу извинить меня, но из песни слова не выкинешь.

Дети на лету схватывают все, чему их учат взрослые. Матерные слова, как и иностранные, прочно закрепляются в русском языке. Дети смотрят кино, крутят видик, иногда перелистывают газеты.

1993

Как-то, под Хабаровском, мы попали в детский приемник. Они сейчас переполнены в каждом российском городе. Сюда собирают детей, убежавших из дома. Они там содержатся, пока родители не заберут их. В основном там мальчики, но есть и девочки.

Разговорились с пацанами.

— Ребята, какие вам профессии нравятся? Кто кем хочет быть?

— Кооператором!

— Кооператором!

— А ты?

— Не, я кооператором не буду.

— А кем ты хочешь стать?

— Коммерсантом.

— Почему?

— Ну... денег много.

— А ты думаешь, коммерсанты — это те, которые в ларьках работают?

— Нет, почему, можно магазин открыть... Одежду всякую продавать...

— А я уже работал в ларьке. У брата. Два "лимона" стырил и убежал.

— И что с ними сделал?

— Пропил, проел...

— Как тебя зовут?

— Антон.

— Разве может человек с таким именем быть бандитом?

Ребята хором:

— Может!

— Знаешь, был писатель с таким, как у

тебя, именем. Антон... Кто подскажет?

— Пушкин!..

— Нет, не Пушкин. Антон Павлович Че­хов... Кто из вас хочет быть писателем?

— Писателем — неинтересно.

— А космонавтом?

— А шофером?

— Я! Я хочу быть шофером.

— Почему?

— Там "шару" всегда можно сделать...

Ребята смеются.

— У него все профессии к воровству сво­дятся...

— Ты воруешь?

— Ага.

— Тебе что, в тюрьму хочется?

— Не, на воле лучше.

— Ты думаешь, можно воровать и не по­пасть в тюрьму?

Опять хором:

— Можно!

— Можно, но только осторожно...

— В тюрьме тоже жить можно.

— А что ты там будешь делать?

— Перстаки.

— Перстаки? Что это такое?

— Наколки на пальцах.

— А потом, когда выйдешь из тюрьмы?

— Можно в Китай поехать.

— Там что будешь делать?

— Китайцев бомбить, чего еще!

— Китайцы богатые?

— Богатые. Вы на Первую Речку съездите, посмотрите, какие у них вещи...

— Поднимите руки — кто курит?

— Тут все курят, дядя.

— А ты, Леночка?

— Я с семи лет курю.

— Здесь-то вам не дают?

— Не дают.

— Здесь табака нету, уши отваливаются. Но вот когда на волю выйдешь, так пьяный два месяца ходишь.

— Я один раз выпил — меня в вытрезви­тель отвезли...

— А я как-то большой стакан водки выпил, кислой капустой закусил... Так меня в больницу увезли, желудок прочищали...

— Так... Значит, пьете, курите... Нар­котики употребляете?

— Нет, наркотики — дорого.

— Сколько?

— 5 тысяч — папироса.

— "Химка" дешевле, 700 рублей — одна мастырка...

Ну, и так далее. Разговор был длинный.

1993

Есть проблема, вообще не терпящая отлагательства. Дети — будущее России. Какими вырастут дети, такой станет и страна. Я проехал по всей России. Невозможно смотреть, что делают с детьми, как их калечат. С такими моральными увечьями им никогда не стать полноценными гражданами. Что же, мы будем безучастно смотреть, как эти компрачикосы калечат наших детей? Немедленно нужен закон о защите детей. Они быстро криминализируются. Нужен закон об ужесточении наказания, о расширении круга лиц, которых должно привлекать к ответственности за вовлечение детей в преступный промысел.

1993

Появился у меня в Забайкальске при­ятель. Максим, 10 лет. Крупный ас — по ваго­нам. Утром милиция его задержала (нес сумку с китайским барахлом) — вот мы и познакоми­лись. А вечером неожиданно снова встретились на путях. Сели на рельс, поговорили.

— Не надоело воровать-то?

— Пошто?

— Подстрелить могут.

— Ух, да! Вчера прямо над ухом пуля

просвистела.

— Ладно брехать! Кто в тебя будет стре­лять? В воздух охранник стрелял...

— Он пьяный был. Точно говорю, метрах в

двух от меня, в рельс пуля ударила...

— Ты куришь?

— Ага.

— Какие сигареты предпочитаешь?

— "Мальборо".

— Почем?

— В вагоне-ресторане — тысяча четы­реста.

— Сколько у тебя уходит в день?

— Если "Мальборо", то — две пачки.

Максим сидит и крутит в руках бумажки — несколько двухсотрублевых купюр.

— Денег у тебя много?

— Не-а...

— Что, вот это — все?— показываю на ку­пюры в его руках.

— Это? Какие это деньги!— взял и выб­росил купюры. Их понесло ветром по путям.

— Нехорошо.

— Пошто?

— Нехорошо бросаться деньгами.

— Разве это деньги?

— А вот скажи, Максим, денежная рефор­ма, этот вот обмен денег тебя коснулся?

— Ага. Пропали денежки.

— Много?

Покосился хитрым глазом.

— Да говори, я же не милиция.

— Полтора миллиона.

— Что же не обменял? Или не продал — подешевле?

— А кто купит? Тут у всех такие деньги (весь посёлок занимается одним промыслом – грабят железнодорожные вагоны, идущие из Китая).

— У тебя родители есть?

— Мать.

— Она работает?

— Болеет.

— Помогаешь ей?

— Ага.

— Сколько даешь?

— Хватает.

— А себе что-нибудь покупаешь? Аппара­туру там, видик...

— Был китайский магнитофон. Фуфло!

День поработал и сломался... Мотоцикл вот купил. Японский.

— У тебя же прав нет. Зачем он тебе?

— Пусть стоит.

— А книги у тебя есть?

— Пошто?

— Пошто, пошто! Грамоту знаешь?

— Ну.

— Читаешь какие-нибудь книги?

— Ага.

— Какие? Какой тебе писатель нравится?

Подумал секунду:

— Толстой... Лев.

— Да ну! И какие ты книги его читал?

— Все.

— Все девяносто томов?

— Ага...

Такой у нас состоялся разговор с маль­чишкой из Забайкальска.

Дети Забайкальска занимаются не только грабежом вагонов. Грабеж — дело ночное. Днем они трудятся рикшами у китайцев. Перевозят им грузы. Платят китайцы хорошо, ребята не жалуются.

Спрашиваю:

— Довольны жизнью?

— Довольны!— радостно вопят в ответ.

1994

Вопросы нравственности, культуры, духовности приобретают сейчас важнейшее для России значение. Обнищать материально — еще не все потерять. Обни­щать духовно — потерять всякую надежду. А такая опас­ность над нашей страной нависла. Поэтому в моей избирательной платформе не может не стоять задача

ВОЗРОДИТЬ ДУХОВНОСТЬ И НРАВСТВЕН­НОСТЬ!

Посмотрите, что сегодня происходит. Честный труд осмеян. Старательный человек, радеющий не только за себя, но и за общее благо, выглядит Дон Кихотом. Для значительной части молодежи куми­рами стали типажи, когда-то вызывавшие обществен­ное презрение.

Конечно, есть и другие наши молодые граждане. Но тут важны пропорции и тенденции. Я выступал в университетах с лекциями и дивился тому, какая у нас, говоря современным языком, продвинутая студенчес­кая молодежь. Но это одна сторона. А вот другая: по улицам ходят, извините, стада молодых баранов, ни­чего не читающих (а значит, в их воспитании не при­нимают участие великие духовные учителя), не стре­мящихся к знаниям, не понимающих поэзии и му­зыки. Они живут ритмом, как туземцы, они готовы для прозябания в колонии.

Нашим нынешним начальникам, включая «но­вых», нынешним богачам не нужны культура и наука, питающие нацию, дающие ей силу. Они не ви­дят кощунства в показной демонстрации богатства. В самых голодных краях колонны «мерседесов» встре­чают начальников или знатных гостей и везут их на роскошные банкеты. Им невдомек, что негоже объе­даться икрой, когда другие роются в помойках.

Засилие западной массовой культуры, которую наше телевидение сделало основным зрелищем, вне­дряет в неокрепшие умы и души культ силы, мораль­ную неразборчивость, опасное подражательство нич­тожным стандартам жизненного поведения.

Духовность разрушается быстро, а восстанавли­вается долго и трудно. Тем более нужна серьезная мо­билизационная работа на этом направлении. Нужно поднять роль образования и воспитания в стране, ав­торитет и материальное положение учителя. Активи­зировать деятельность учреждений культуры. Иметь государственную политику в области духовно-нрав­ственного подъема общества. Осуществлять обще­ственное воздействие на частные средства массовой информации. Главное: Россия всегда держалась на духовности. Единственная возможность покорить нашу страну — переломить ее духовный хребет.

Выстоять, достойно войти в XXI век, соответство­вать требованиям современного передового обще­ства, не отстать в производительности, технологиях, культуре труда и жизни можно только на высоком подъеме духа.