За свою короткую, 27-летнюю жизнь Лермонтов дважды стоял у барьера: 18 февраля 1840 года в Петербурге и 15 июля 1841 года в Пятигорске. В наказание за первую дуэль Лермонтов был повторно сослан на Кавказ. (Первая ссылка последовала за стихотворение "На смерть поэта"). Вторая дуэль закончилась его смертельным ранением. Что же влекло молодого человека к барьеру? Как вёл он себя во время дуэли? Как всё это согласуется с главным делом его жизни - литературным творчеством? Ответы на эти вопросы можно найти в воспоминаниях современников - друзей и знакомых поэта, и в архивных документах. Исследователь последней дуэли Лермонтова В.А. Захаров справедливо пишет: "Для нас Лермонтов - великий поэт и прекрасный художник, нам хочется видеть его зрелым, благоразумным, уравновешенным, словом, наделённым всеми положительными качествами человеком. Лермонтов же обладал трудным характером: был насмешливым, злым на язык, больно обижал своих друзей и знакомых, что, впрочем, часто сходило ему с рук".

Возможно, "трудный" характер Михаила Юрьевича сложился из-за трагически разорванной в раннем младенчестве связи с обоими родителями: мама умерла, а отец уехал, когда Мише было всего три года. Бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева с любовью растила и воспитывала мальчика. В детстве его окружали сверстники - друзья его по играм, которых бабушка брала в дом и воспитывала вместе с внуком. Для него устраивались кулачные бои среди мальчишек, у него был даже свой небольшой "потешный полк" на манер петровского для игр в сражения. Его учили грамоте домашние учителя, а после 12 лет - в пансионе при московском университете. Учился Миша прекрасно. Закончил пансион, затем Московский университет. Уже в это время известны его первые стихи. В них мы находим романтичность и трагические мысли о смерти. Душой своей он тянется к легендарному предку шотландцу графу Лермонту, Томасу - Рифмачу, правдопевцу, которому сама Королева Фей подарила золотую арфу за его талант и обрекла петь только правду.

Годы жизни М.Ю. Лермонтова совпали с жизнью общества послевоенной России (Отечественная война с Наполеоном) и царствования Николая I, пережившего декабрьский переворот 1825г. Карьера дворянина должна была быть военной карьерой. И в этом, пожалуй, состоит второй трагический момент в судьбе Лермонтова. С раннего детства Елизавета Алексеевна растила внука в полной свободе. Он получал всё, что хотел, не будучи никогда и ни в чём стеснён или ограничиваем. Он абсолютно не был способен подчиняться, угождать и, тем более, угодничать. Что же ему было ожидать в военной карьере? Тем не менее, в 18 лет будущий поэт поступил в Школу гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров, которую закончил в 20 лет.

Все, кто знал Лермонтова в эти годы его юности, отмечают его "самостоятельный и твёрдый характер" (А.З. Зиновьев - преподаватель Пансиона), выразительные черты лица ":он обладал большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остаётся для меня загадкой. Глаза эти : производили чарующее впечатление на того, кто бывал симпатичен Лермонтову. Во время же вспышек гнева они бывали ужасны" (М.Е. Меликов - художник - живописец). Тот же Меликов вспоминает: "В личных воспоминаниях моих маленький Миша Лермонтов рисуется не иначе как с нагайкой в руке, властным руководителем наших забав, болезненно-самолюбивым, экзальтированным ребёнком".

"В школе юнкеров Лермонтов имел страсть приставать со своими острыми и часто даже злыми насмешками к тем из товарищей, с которыми он был более дружен. Разумеется, многие платили ему тем же, и это его очень забавляло" - вспоминает А.М. Меринский. Лермонтов строгой дисциплине был не приучен. Товарищи по училищу говорят о его смелости, силе и ловкости. Но "Лермонтов был очень плохой служака в смысле фронтовика и исполнителя всех мелочных подробностей в обмундировании и исполнении обязанностей тогдашнего гвардейского офицера" - рассказывает историк - мемуарист М.Н. Лонгинов Этот же автор приводит случаи, когда поручик Лермонтов оказывался одетым не по форме в присутствии великого князя Михаила Павловича, за что и был им направляем под арест. "Такая нерадивость причитывалась к более крупным проступкам Лермонтова и не располагала начальство к снисходительности в отношении к нему, когда он в чём-либо попадался".

Но вот учёба закончена. Для Лермонтова служба начинается в самом престижном месте, в лейб-гвардии Гусарском полку, т.е. при дворе, на глазах у императорской семьи. В светском обществе его литературные произведения хорошо знают. Читали их и в царской семье. С этой стороны отношение к нему сложное: неодобрительное по службе, признание его литературного таланта, неодобрительно - настороженное по идеологическим соображениям. Великий князь Михаил Павлович, прочитав "Демона", пошутил: "Был у нас итальянский Вельзевул, английский Люцифер, немецкий Мефистофель, теперь явился русский Демон, значит, нечистой силы прибыло. Я только никак не пойму, кто кого создал: Лермонтов ли - духа зла или же дух зла - Лермонтова?"

Почти у всех товарищей по службе Лермонтов пользовался любовью. Он весьма общителен. "Лермонтов бывал везде и везде принимал участие, но сердце его не лежало ни к тому (карты), ни к другому (попойки с участием женщин из С. Петербурга). Он приходил, ставил несколько карт, брал или давал, смеялся и уходил. О женщинах он говорил: "Бедные: на что они нам? У нас так много достойных любви женщин". Так записал воспоминания Д.А. Столыпина и А.В. Васильева П.К. Мартьянов.

Одновременно со службой шла и литературная работа, За три года (до 1837г. - написания "На смерть поэта", когда Лермонтову исполнилось всего - то 23 года) созданы : поэма "Боярин Орша", "Песня про царя Ивана Васильевича:", стихи и проза "Княгиня Лиговская". За стихотворение, посвящённое гибели Пушкина, Лермонтов отлучён от двора и отправлен в феврале 1837г. в действующую армию на Кавказ. Год хлопот Е.А. Арсеньевой о прощении внука перед царской семьёй увенчался успехом: поэта вернули в лейб-гвардии Гусарский полк, ко двору в мае 1838г. До февраля 1840г Лермонтов жил в Царском селе и часто проводил время в столице.

Как дворянин и офицер, Лермонтов целиком принимал кодекс чести, существовавший в светском обществе того времени. Он не был "бретёром", не "нарывался" на дуэли, но не отказывался дать удовлетворение, если кто-то его требовал. Лермонтов отлично знал дуэльные правила своего времени, о чём можно судить по описанию дуэли в "Герое нашего времени". Со времён Петра I дуэли в России были запрещены. Наказание за участие в дуэлях приравнивалось к наказанию за убийство. Теперь мы вплотную подошли к дуэли с Э. Барантом.

В Лермонтовской энциклопедии это описано так:

Дуэль состоялась в воскресенье 18.02.1840г. на Парголовской дороге за Чёрной речкой при секундантах А.А. Столыпине (Монго) и виконте Рауле д'Англасе. Сначала дрались на шпагах. Барант слегка оцарапал грудь противника. Лермонтов сделал выпад, но конец его шпаги переломился. Перешли на пистолеты. Барант стрелял первым и промахнулся. Лермонтов выстрелил в сторону. Противники тут же помирились.

Лермонтов, по словам П.А. Висковатого, прямо с места поединка отправился к А.А. Краевскому, редактору "Оз"; по документам цензурного комитета выясняется, что, несмотря на воскресенье, Краевский сумел в тот же день доставить цензору П.А. Корсакову рукопись "Героя нашего времени": Только в начале марта весть о поединке дошла до высшего начальства.

11 марта Лермонтов был арестован и предан военному суду. Барант, как сын французского посла, не был привлечён к судебной ответственности и не был допрошен. К.В. Нассельроде от имени царя посоветовал французскому посланнику отправить сына на время суда в Париж. Причиной дуэли современники называют соперничество молодых людей из-за княгини М.А. Щербатовой, за которой поэт открыто ухаживал.

Непосредственный повод к вызову на дуэль известен по официальным показаниям Лермонтова: 16 февраля на балу у графини Лаваль Барант потребовал у Лермонтова объяснений по поводу якобы сказанных им в разговоре с "известной особой" "невыгодных вещей" о нём. Обмен колкостями завершился фразой Баранта: "Если бы я был в своём отечестве, то знал бы как кончить это дело". Намёк на русские законы прозвучал оскорбительно для национального достоинства страны; Лермонтов парировал: "В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно". Барант вызвал Лермонтова. За два месяца до этого эпизода посланник, сочтя нужным пригласить на приём поэта, сначала осведомился у А.И. Тургенева, правда ли, что в стихотворении "Смерть поэта" Лермонтов поносит всю французскую нацию, а не только убийцу Пушкина. Убедившись в неосновательности этого подозрения, Барант пригласил Лермонтова на бал.

Военно-судная комиссия установила, что Лермонтов "вышел на дуэль не по одному личному неудовольствию, но более из желания поддержать честь русского офицера". Современники полагали, что проступок Лермонтова не будет иметь серьёзных последствий. Находясь под арестом, Лермонтов много читал, писал стихи и подготовил к изданию сборник своих стихов.

Задержавшись в Петербурге, Э. Барант опровергал во всех гостиных официальные показания арестованного Лермонтова. Он счёл для себя оскорбительным слух о том, что противник выстрелил в воздух, и обвинил поэта во лжи. 22 марта Лермонтов пригласил Баранта для объяснений на Арсенальную гауптвахту, где ещё раз подтвердил правдивость своих показаний и предложил новую дуэль. Барант при двух свидетелях отказался от своих претензий. Несмотря на это, его мать заявила великому князю Михаилу Павловичу, что Лермонтов вызвал Баранта на вторую дуэль. Это осложнило дело. Лермонтов был обвинён не только в повторном вызове, но и в противозаконном свидании с Барантом на гауптвахте. 13.04.1840г. Генерал-аудиториат вынес "сентенцию" о переводе Лермонтова в один из армейских полков. Николай I избрал для Лермонтова Тенгинский пехотный полк, который принимал участие в опасных делах против горцев.

Перед отправкой на Кавказ Лермонтов был вызван к Бенкендорфу, Шеф жандармов опять потребовал от него письменного извинения перед Барантом. Лермонтов отказался. Он обратился с объяснительным письмом к великому князю Михаилу Павловичу, прося его заступничества перед царём. Николай I не поддержал требования Бенкендорфа.

Лермонтов выехал к месту службы в первых числах мая: В июне императрица Александра Фёдоровна хлопотала о прощении Лермонтова, дав прочесть императору "Героя нашего времени", но Николай I отозвался о романе отрицательно. Поэт "расторопностью, верностью взгляда и пылким мужеством молодого офицера, готовностью быть первым" обратил на себя внимание командования, и был представлен ближайшим начальством к награде. Наград ему не дали, но отпуск на два месяца для поездки и свидания с бабушкой разрешили в декабре 1840г.

Мы подошли к последнему периоду жизни поэта. Ему осталось жить всего 7 месяцев. Как же они пройдут?

Опальный поэт приехал в Петербург 5 февраля 1841г. На следующий день он приглашён на "масленичный" бал к графу Воронцову-Дашкову. "Сюрпризом" на этот же бал приезжает Императрица, которая всю зиму не выезжала, в сопровождении Императора и Великих князей. Михаил Павлович был весьма недоволен, неожиданно увидев на балу Лермонтова. Поэт должен был немедленно покинуть бал. Скорее всего Лермонтов не мог ожидать встретить на балу августейших особ. Тем не менее, этот промах был ему "поставлен на счёт". Надежда получить разрешение оставить службу оборвалась. Из письма Лермонтова товарищу по юнкерской школе А. Бибикову: ":здесь остаться у меня нет никакой надежды, ибо я сделал вот какие беды: приехав сюда, в Петербург, на половине масленицы, я на другой день отправился на бал к графине Воронцовой, и это нашли неприличным и дерзким". Вплоть до 11 апреля близкие родственники и друзья пытаются выхлопотать поэту отставку от службы, обращаются за помощью к Наследнику и Императрице. Но всё тщетно.

11 апреля Лермонтов разбужен вестовым и доставлен на Дворцовую площадь в Генеральный штаб, где ему предписано в двухдневный срок отбыть к месту службы. На следующий день у Карамзиных состоялись проводы Лермонтова. На прощальном вечере присутствовала Наталья Николаевна Пушкина. В тот вечер Лермонтов впервые разговорился с вдовой Пушкина. Беседа была длительной, что удивило Карамзиных. В заключение этой беседы поэт сказал: "Я видел в вас только холодную, неприступную красавицу, готов был гордиться, что не подчиняюсь общему здешнему культу, и только накануне отъезда надо было мне разглядеть под этой оболочкой женщину, постигнуть её обаяние искренности, которое не разбираешь, а признаёшь, чтобы унести с собой вечный упрёк в близорукости, бесплодное сожаление о даром утраченных часах! Но когда я вернусь, я сумею заслужить прощение и, если это не самонадеянная мечта, стать когда-нибудь вашим другом".

Из Петербурга Лермонтов через Москву поехал к месту службы. В Москву он прибыл 17 апреля и пробыл там 5 дней, встречаясь с друзьями и издателями. 23 апреля Лермонтов отправился в дорогу. В Туле он догнал А.А. Столыпина (Монго) своего родственника и друга. 9 мая они прибыли в Ставрополь.

Если первым звеном в цепи трагических совпадений, приведших поэта к ранней смерти была встреча поэта с царской семьёй на балу, то вторым звеном можно считать изменение маршрута Лермонтовым, по которому он должен был следовать к месту службы. Царь хотел, чтобы Лермонтов сидел в ссылке и никуда не выезжал. Вот текст Предписания, посланного вдогонку Лермонтову 30 июня 1841г.: "поручика Лермонтова ни под каким видом не удалять из фронта полка", т.е. не прикомандировывать ни к каким отрядам, назначенным в экспедиции против горцев. Это означало, что становилась невозможной всякая выслуга, т.к. только в экспедиции можно было отличиться в бою, за что предоставляли к награде или прощению. Это хорошо понимали на Кавказе, и именно поэтому в мае, пока не пришло предписания, начальник штаба Траскин, знакомый Лермонтова перевёл его в экспедицию. На следующий день Лермонтов и Столыпин отправились в путь. В крепости Георгиевской произошло третье событие из той трагической цепи. Переночевав в крепости, из-за невозможности продолжать путь, опасный в ночное время, Лермонтов за утренним самоваром предложил Столыпину: "Послушай, Столыпин, а ведь теперь в Пятигорске хорошо, там Верзилины; поедем в Пятигорск". Столыпин отвечал, что это невозможно. Лермонтов вышел из комнаты. Столыпин сидел задумавшись: "Как нам ехать в Пятигорск, ведь мне поручено везти его в отряд": "Дверь отворилась, быстро вошёл Лермонтов, сел к столу и, обратясь к Столыпину, произнёс повелительным тоном: "Столыпин, едем в Пятигорск! - С этими словами вынул из кармана кошелёк с деньгами, взял одну монету и сказал: - Вот, послушай, бросаю полтинник, если упадёт кверху орлом - едем в отряд; если решёткой - едем в Пятигорск. Согласен?" Столыпин молча кивнул головой. Полтинник был брошен и к нашим ногам упал решёткой вверх". - Так рассказал об этом событии Пётр Иванович Магденко, ремонтёр Борисоглебского уланского полка, ехавший в эти дни "по казённой надобности" через Ставрополь и Пятигорск в Тифлис и встретивший Лермонтова со Столыпиным в крепости Георгиевской.

"Такое своеволие поручика могло поставить в неудобное положение всех: и Столыпина, и Грабе, и Траскина, но в ту минуту Лермонтов был далёк от чувства вины перед людьми, хлопотавшими за него" - пишет В.А. Захаров в книге "Загадка последней дуэли". Там же Захаров подчёркивает: "Понятно, что Лермонтов не планировал поездку в Пятигорск заранее. Как же тогда отнестись к эпизоду с полтинником,: столь неожиданно решившему дальнейшую судьбу поэта?

Многие исследователи жизни и творчества Лермонтова отмечали фатальность его судьбы, его творчества. И самого поэта тема предначертанности занимала всю жизнь. В черновом варианте "Фаталиста" Лермонтов писал: "Весело испытывать судьбу, когда знаешь, что она ничего не может дать хуже смерти, и что смерть неизбежна, и что существование каждого из нас, исполненное страданий или радостей, темно и незаметно в этом безбрежном котле, называемом природой, где кипят, исчезают (умирают) и возрождаются столько разнородных жизней".

Возможно, что именно это желание "весело испытать судьбу" заставило Лермонтова бросить жребий и повернуть в Пятигорск".

Если принимать идею фатальности в судьбе поэта, то "временная" граница жизни могла реализоваться и по-другому: Лермонтов мог погибнуть и в военном сражении с горцами в тот же день, т.е. 15 июля. Но у нас нет возможности "проигрывать" разные варианты и проверять эту версию. У нас есть реальный исторический факт.

В Пятигорске события развивались так: Лермонтов сказался больным. Комендант Ильяшенков распорядился об освидетельствовании Михаила Юрьевича в комиссии врачей при пятигорском госпитале:Лермонтов и Столыпин были признаны больными и подлежащими лечению минеральными ваннами, о чём 24 мая комендант донёс в своём рапорте в штаб в Ставрополь.

Однако 8 июня из Ставрополя Траскин отправил предписание перевести Лермонтова и Столыпина в Георгиевский военный госпиталь, если уж им так необходимо лечение. Траскин так настойчиво добивался отъезда Лермонтова и Столыпина из Пятигорска, т.к. ожидал, что к 15 июня прибудет Командующий войсками в (станицу) Червлёную. На Кавказе в тот момент велись военные действия, был взят аул Черкей. Отряду Граббе требовалось подкрепление. Вот почему полковник Траскин так хотел, чтобы большинство офицеров были бы на месте службы.

Однако Лермонтов и Столыпин продолжали настаивать на своём, организовав переписку с начальством, используя при этом медицинские заключения лекаря, титулярного советника Барклай-де-Толли. Лермонтов, желая задержаться в Пятигорске, посещал ванны аккуратно.

В конце концов, после ещё одного рапорта, отправленного полковником Ильяшенковым в Ставрополь 23 июня, Траскин разрешил поручику Лермонтову "остаться в Пятигорске плоть до получения облегчения". 28 июня 1841г. Лермонтов пишет письмо бабушке, в котором ещё раз просит её точно узнать, выпустят ли его, если он подаст прошение об отставке. Это его последнее письмо из дошедших до нас писем.

Чтобы хоть как-то скрасить в общем-то однообразную жизнь на Водах, молодые люди устраивали игры, пикники, балы. Лермонтов был, что называется, заводилой. Для приезжей молодёжи среди прочих был открыт дом генерала Верзилина. Лермонтова, как и других молодых людей, в дом Верзилиных привлекали три молодые барышни : Эмилия - 26 лет, Аграфена - 19 и Надежда - 15. Особенно заинтересовала поэта старшая сестра Эмилия Александровна.

Мартьянов пишет: "Лермонтов с первого дня появления в доме Верзилиных оценил по достоинству красоту Эмилии Александровны и стал за ней ухаживать. Марья Ивановна (её мать) отнеслась к ухаживанию за её старшей дочерью с полной благосклонностью, да и сама m-lle Эмилия была не прочь поощрить его искательство".

"Сначала Эмилия была благосклонна к поэту и сделала всё возможное, "чтобы завлечь "Петербургского льва", несмотря на его некрасивость. Взгляд её был нежен, беседа интимна, разговор кроток (она называла его просто - Мишель), прогулки и тет-а-теты продолжительны, и счастье, казалось, было уж близко: как вдруг девица переменила фронт. Её внимание привлёк другой, более красивый и обаятельный мужчина. Им был Николай Соломонович Мартынов. Не стесняясь его ухаживанием за Надеждой Петровной, своей сводной сестрой, она быстро повела на него атаку, и он сдался. Мартынову стало совершенно ясно, что лучшей карьеры ему и не сделать: И он, не задумываясь, подал ей руку, и антагонизм соперников обострился" - писал Мартьянов в книге "Дела и люди века" в 1893г.

Неизвестно, почему мадмуазель Эмилия "переменила фронт": то ли она хотела испытать привязанность Михаила Юрьевича, то ли из-за влечения к красавцу Мартынову. Но то, что она предпочла Лермонтову Мартынова - несомненно: об этом рассказывал В.И.Чилаев, человек компетентный и беспристрастный, хозяин дома, который снимали Лермонтов и Столыпин в Пятигорске.

С этого времени, а именно с конца июня, стали появляться одна за другой эпиграммы, написанные Лермонтовым в адрес Мартынова. Началось тонкое, сопровождаемое любезностями поддразнивание "m-lle Верзилии", как поэт стал называть Эмилию Александровну, соединяя в этом названии начало фамилии и конец имени.

Кто же такой Николай Соломонович Мартынов? Мартынов родился 9 октября 1815г. в Нижнем Новгороде в семье, принадлежавшей старинному роду - их предок выехал в 1460г. из Польши к великому князю Василию Тёмному.

С Лермонтовым Мартынов был знаком ещё со Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. В декабре 1835г. он был выпущен корнетом в Кавалергардский полк. Лето и осень 1840г. Мартынов провёл вместе с Лермонтовым в экспедиционном отряде генерал-лейтенанта А.В. Галафеева, в Чечне и Дагестане. И поэт, и Мартынов были участниками сражения при речке Валерик 11 июля. Мартынов командовал линейцами, а Лермонтов - сотней охотников, доставшихся ему от раненного Дорохова. И Лермонтов, и Мартынов написали стихи на эту тему, но как по-разному! Если Лермонтов искренне страдает из-за вынужденного участия в бессмысленной и кровопролитной войне (стихотворение "Валерик"), то в стихотворении Мартынова ничего подобного нет, он, напротив, похваляется сожжением аулов, угоном скота, уничтожением посевов. Вот по таким "мелочам" можно судить о характере и взглядах автора.

Да, Лермонтов и Мартынов были давно знакомы; шутки и колкости в адрес друг друга стали для них привычным способом общения.

В начале 1841г. Мартынов неожиданно подал в отставку. Причина такого его решения до сих пор неизвестна. Возможно, их было несколько. Одна из них - огромные, невиданные прежде потери в ходе боёв, заставили остро задуматься о возможности собственной гибели, породили страх за свою жизнь. (В стихотворении Мартынова Герзель-аул есть слова: "И я спросил себя невольно: "Ужель и мне так умереть?")

Современники не оставили свидетельств о храбрости Мартынова в экспедиции, как, например о Лермонтове, который, будучи фаталистом, смело лез под пули.

Официально Н.С. Мартынов сформулировал причину своей отставки "по семейным обстоятельствам". Правда, среди офицеров ходили слухи, что иные обстоятельства заставили Мартынова внезапно оставить военную карьеру. Дело в том, что у Мартынова к тому времени появилось прозвище "Маркиз де Шулерхоф". Шулерство в карточной игре сурово осуждалось в военной среде, и Мартынову, быть может, не оставалось ничего другого, как выйти в отставку, хотя бы на время.

Современники, бывшие летом 1841г. в Пятигорске, оставили разные воспоминания о Лермонтове и Мартынове, в зависимости от своих личных симпатий или антипатий к тому или другому. Приходится опираться на факты в большей степени, чем на эмоции. Н.Ф. Турковский так описывает Мартынова: "он только что окончил службу в одном из линейных полков и, уже получивши отставку, не оставлял ни костюма черкесского, присвоенного линейцам, ни духа лихого джигита и тем казался смешным".

Говоря об отношениях между Мартыновым и Лермонтовым, нельзя не упомянуть об одной из сестёр Мартынова - Наталье Соломоновне. В сезон 1837 года Лермонтов часто встречался с ней на Водах. Поговаривали, что он был увлечён ею, а она отвечала ему взаимностью. Э.Г. Герштейн в своей книге "Судьба Лермонтова" очень подробно рассмотрела взаимоотношения поэта с семейством Мартыновых, но не обнаружила никаких свидетельств об увлечении Лермонтова сёстрами Мартынова. Чем бы ни оправдывал свой выстрел оставшийся в живых противник Лермонтова, ему трудно доверять.

Был ещё один повод для обид Мартынова. Это - альбом карикатур и шаржей на разных людей из компании Лермонтова. Но больше всего рисунков было посвящено Мартынову.

Васильчиков вспоминал рисунок, на котором Лермонтов запечатлел его самого - длинным и худым среди бравых кавказцев. Поэт нарисовал и себя - маленьким сутуловатым, как кошка вцепившегося в огромного коня, длинноногого Столыпина - с серьёзным видом сидевшим на лошади, а впереди всех Мартынова, опять-таки с непомерным длинным кинжалом. Вся эта кавалькада гарцевала перед открытым окном, вероятнее всего дома Верзилиных - из открытого окна выглядывали три женские головки.

Все эти рисунки рассматривались в узком кругу друзей, поскольку многие из них были слишком вольные и откровенные. И хотя некоторые рисунки видел и Мартынов, но т.к. на них был изображён не только он один, то понимал, что глупо было сердиться за эти рисунки. Но, как рассказывал всё тот же Васильчиков, далеко не все карикатуры показывали Мартынову, что, конечно, его злило. Едкие экспромты Лермонтова задевали многих близких людей, но больше других доставалось Мартынову с его длинным кинжалом, ставшим уже нарицательным. "После смерти Лермонтова альбом с карикатурами пропал. Альбом с порнографическими карикатурами на Мартынова (а ведь именно этим прославились французские карикатуры в манере "криптограмм мсье Лениза") был уничтожен Столыпиным с единственной целью - не дать повода для различных кривотолков о причинах дуэли, в том числе и таких, согласно которым поэт был сам виноват в своей гибели" - пишет В.А. Захаров. Что же произошло в тот злополучный вечер 13 июля 1841г. в доме у Верзилиных? По рассказу Эмилии Александровны, которая была очевидицей ссоры, Лермонтов обратился к ней по-французски: "m-lle Эмилия, прошу Вас на один только тур вальса, последний раз в моей жизни", - "Ну уж так и быть, в последний раз, пойдёмте", - М.Ю. дал мне слово не сердить меня больше, и мы повальсировав, уселись мирно разговаривать: Ничего злого особенно не говорили, но смешного много; но вот увидели Мартынова, разговаривающего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь Трубецкой. Не выдержал Лермонтов и начал острить на его счёт, называя его "горец длинный кинжал". Надо же было так случиться, что, когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово кинжал раздалось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом, он подошёл к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову: "сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах", - и так быстро отвернулся и пошёл прочь, что не дал опомниться Лермонтову: После уже рассказали мне, что, когда выходили от нас, то в передней же Мартынов повторил свою фразу, на что Лермонтов спросил: "Что ж, на дуэль что ли вызовешь меня за это?", Мартынов ответил решительно: "Да!" - и тут же назначил день.

Никто из людей, близких Лермонтову, да и он сам не относились к этому вызову серьёзно. Чтобы дать Мартынову поостыть, Лермонтова со Столыпиным уговорили уехать в Железноводск. В отсутствии его друзья думали дело уладить. В тот же день лермонтовский кружок посетил Мартынов; он пришёл сильно взволнованный, на лице его была написана решимость.

-Я, господа, - произнёс он, - дождаться не могу. Можно, наконец, понять, что я не шучу и что я не отступлюсь от дуэли.

Лицо его вполне говорило о том, что он давно обдумал этот решительный шаг; в голосе слышалась решимость. Все поняли тогда, что это не шутка. Тогда Дорохов, известный бретёр, хотел попытать ещё одно средство, Уверенный заранее, что все откажутся быть секундантами Мартынова, он спросил последнего: "А кто же у вас будет секундантом"? "Я бы попросил князя Васильчикова", - ответил тот; лица всех обратились на Васильчикова, который, к изумлению всех, согласился быть секундантом. "Тогда нужно, - сказал Дорохов, - чтобы секундантами были поставлены такие условия, против которых не допускались бы никакие возражения соперников". Этот эпизод описан в воспоминаниях Кузминского, командовавшего в те годы сотней в станице Горячеводской, и находившегося летом 1841г. в Пятигорске.

"Друг Лермонтова Столыпин считал Мартынова трусом и был положительно уверен, что там, где коснётся дуэли, Мартынов непременно отступит. Думали также, что Мартынов предпринял дуэль с тою целью, чтобы сбросить с себя то мнение, которое существовало о нём в тогдашнем обществе, как о необычайном трусе" - находим мы в тех же воспоминаниях.

Нет оснований не верить человеку, который 40 лет посвятил изучению жизни Лермонтова. Вот, что пишет В.А. Захаров: "Итак, ознакомившись со множеством документов, можно утверждать, что единственным поводом к дуэли были насмешки Лермонтова над Мартыновым. Лермонтов сам провоцировал Мартынова на вызов, подсказывая, что тому следовало делать. Всерьёз предстоящую дуэль никто не воспринимал. Настоящие попытки примирить соперников не предпринимались, скорее все готовились к новому развлечению, разнообразившему жизнь на Водах".

Наступил день дуэли. П.К. Мартьянов пересказал разговор, который вёл Лермонтов со своими секундантами: "Всю дорогу из Шотландки до места дуэли Лермонтов был в хорошем расположении духа. Никаких предсмертных распоряжений от него Глебов не слыхал. Он ехал как будто на званный пир какой-нибудь. Всё, что он высказал за время переезда, это сожаление, что он не мог получить увольнения от службы в Петербурге и что ему в военной службе едва ли удастся осуществить задуманный труд. "Я выработал уже план, - говорил он Глебову, - двух романов:"" Так же писал о Лермонтове критик В.Г. Белинский в рецензии к роману "Герой нашего времени" осенью 1841г. "Беспечный характер, пылкая молодость, жадная до впечатлений бытия, самый род жизни, - отвлекали его от мирных кабинетных занятий, от уединённой думы, столь любезной музам; но уже кипучая натура его начала устраиваться, в душе пробуждалась жажда труда и деятельности, а орлиный взор спокойнее стал вглядываться в глубь жизни".

Обратимся снова к книге В.А. Захарова "Загадка последней дуэли"

15 июля 1841 года около семи часов вечера дуэлянты, секунданты и "зрители" (присутствие посторонних лиц было не только нарушением правил дуэли, но и ставило её участников в двойственное положение) оказались в четырёх верстах от города на небольшой поляне у дороги, ведущей из Пятигорска в Николаевскую колонию вдоль северо-западного склона горы Машук (теперь это место называется "Перкальской скалой").

Секунданты установили барьер - 15 шагов, и отсчитали от него в каждую сторону ещё по 10 шагов, вручили дуэлянтам заряженные пистолеты.

Объявленные секундантами условия дуэли были следующие: стрелять могли до трёх раз, или стоя на месте, или подходя к барьеру. Осечки считались за выстрел. После первого промаха противник имел право вызвать выстрелившего к барьеру. Стрелять могли на счёт "два-три" (т.е. стрелять было можно после счёта "два", и нельзя стрелять после счёта "три"). Вся процедура повторяется, пока каждый не сделает по три выстрела. Руководил Глебов, он дал команду : "Сходись".

Лермонтов остался на месте и, заслонившись рукой, поднял пистолет вверх. Мартынов, всё время целясь в противника, поспешно подошёл к барьеру. (очень хочется оказаться на месте дуэли, выбежать между противниками и закричать: "Люди добрые! Что же, вы не видите, что происходит? Этот же - показывая на Лермонтова, - прекрасно стреляет. Ему и к барьеру идти не надо, он того и с места убьёт, если захочет. Так он же не хочет!!! А этот, - показывая на Мартынова, - так зол, что готов подбежать к тому и выстрелить в упор! Что же вы делаете??? ОСТАНОВИТЕСЬ! но...)

Начался отсчёт: "один": "два": "три": Никто не выстрелил. Тишина: Нервы у всех на пределе, и тут Столыпин (по другой версии, Трубецкой) крикнул: "Стреляйте или я развожу дуэль!". На что Лермонтов ответил: "Я в этого дурака стрелять не буду!"

"Я вспылил, - писал Мартынов в ответах следователю. - Ни секундантами, ни дуэлью не шутят: и опустил курок:".

Прозвучал выстрел. Лермонтов упал как подкошенный, пуля прошла навылет.

"Неожиданный строгий исход дуэли, - отметил Висковатый, - даже для Мартынова был потрясающим. В чаду борьбы чувств, уязвлённого самолюбия, ложных понятий о чести, интриг и удалого молодечества, Мартынов, как все товарищи, был далёк от полного сознания того, что твориться. Поражённый исходом, бросился он к упавшему: "Миша, прости мне!" вырвался у него крик испуга и сожаления...

В смерть не верилось. Как растерянные стояли вокруг павшего, на устах которого продолжала играть улыбка презрения. Глебов сел на землю и положил голову поэта в себе на колени. Тело быстро холодело...".

Не хочется после всего, что произошло, оценивать поступки участников дуэли. Поскольку в начале сообщения стоят вопросы, на них надо дать ответ,

Итак:

1. Лермонтов был смел и отважен, от вызова не отказывался, во время дуэли в противника никогда не стрелял.

2. Литературное дело считал главным делом своей жизни, но ради него не считал необходимым отказываться от принятых понятий чести, от риска собственной жизнью.

Для гения русской литературы всё было кончено. Для человека Лермонтова, может быть, осталась вина перед потомками, что он не уберёг тот священный родник, который через него послал людям Господь.

Для нас потомков осталось только то, что он успел создать.