Но Мину не терпелось познать, выйдет ли у сына что-нибудь с этой ослепительной красавицей Марией Казарес. Тем больше что пара они - без затей загляденье! Не может быть, чтобы Жерар не был влюблен. Пожилая леди, свирепо перетасовав колоду, раскинула карты заново. И еще раз то же самое: "Не любит!" Мадам Филип убрала карты, после этого нехотя встала и вышла на улицу ("подышать римской жарой", как она любила повторять). Это Жерар вытащил ее в Рим, в эту невыносимую духотищу, чтобы она развлекала его во время затянувшихся работы "Пармской обители". Тем больше что пара они - легко загляденье!

Тем временем в местечке Римини на живописном морском берегу Жерар играет с очаровательной Марией в салочки. Осалив, он прижимает ее руку к груди и смотрит ей в глаза долгим выразительным взглядом. "Сегодня?" - чуть-чуть слышно произносит он. В его голосе - надежда и нежность. Мария давнехонько уже покорена обаянием Филипа, при всем при том всякий день под разными предлогами оттягивает миг близости. И главным образом оттого, что у нее уже есть молодой, артист Жан Серве, Но противиться огромным чистым глазам Жерара, его трогательной, без малого женственной нежности выше ее сил...

...В день отъезда в Париж мадам Филип не выдержала и сама подошла к Марии - в последние дни ей стало мниться, что девица ее сторонится. "Мария, вы с Жераром такая чудная пара! Знайте, я буду несложно счастлива, если..."- начала было мадам Филип. И нежданно-негаданно... "Ваш сынуля - чудовище!" - выпалила Мария и, заливаясь слезами, убежала вон.

"Мой Ангел - чудовище?" - Мадам Филип продолжительно не находила себе места от обиды. Мину уже привыкла звать Жерара Ангелом. Так повелось с первого его спектакля в 1942 году - "Содом и Гоморра", в котором двадцатилетний Филип впрямь сыграл ангела на подмостках небольшого, но модного парижского театра.

Постановщик спектакля Жан Жироду утвердил на образ никому не известного юнца, чуть-чуть закончившего театральные курсы в Ницце, на практике тотчас - и не прогадал. После премьеры к молодому актеру пришли фарт и имя. Он стал Жераром Филипом.

Однажды, спрятавшись в кулисе, Жироду восхищенно наблюдал, как сошедший к людям Ангел Содома вопрошает со сцены: "Есть ли в этом месте чистая влага? Я жажду!" "Поистине больше убедительного Ангела не найти", - подумал Жироду и как гром среди ясного неба услышал девичьи стоны. Обернувшись, он увидел, как Ангел, только секунду обратно покинувший сцену, с яростным вожделением тискает свою подружку Бернадетт Ланж. Девушка без малого кричала - похоже, Филип причинял ей боль. Однако, судя по всему, Жерара эти крики только распаляли. С трудом оторвавшись от Бернадетт, Ангел еще раз выбежал на подмостки, и белое обтягивающее трико актера наглядно продемонстрировало публике его целиком плотские желания. Заметив это, Жироду взвился от возмущения и чуток было не выскочил на сцену, чтобы увести Жерара и не позориться. Кстати, Бернадетт после этого этой истории жестко запретили являться за кулисами.

Конечно, ни о чем подобном мама и не подозревала. Поджидая сына из театра, Мину Филип завсегда с улыбкой думала, что ее Ангел возвращается в рай. Действительно, торопливо сбросив с себя библейские одежды, Жерар спешил по темным холодным улицам оккупированного Парижа к себе домой, в "Пти Паради" (в пер. с фр. - махонький рай) - бывший гостиница, во время войны переделанный в пансион для актеров, тот, что держал Марсель Филип, папа Жерара. Здесь обитали Симона Синьоре, Ив Аллегре, Жак Динан, Даниэль Желэн, Симон Сильвестр... В громадный старомодной столовой пища подавалась как в праздники. К полуночи, когда со столов было уже убрано, Мину, увлекающаяся гаданием и спиритизмом, вызывала духов. У Жерара имелось особое хобби: в своей мансарде всякий вечерок вслед за тем спектакля он вовсю веселил друзей, расположившихся кругом него на полу. Конек Филипа - мистификации и фарсы, вот только бесчисленные розыгрыши Ангела, как правило, на изумление жестоки. Так, 11 марта 1942 года полиция сообщила, что из тюрьмы бежал связанный с опасностью правонарушитель, не предвещающий ничего доброго эскулап Петио. В ту же темное время суток в мансарде Жерар, ещё не успев стереть ангельский грим, звонит матери одной из своих подруг: "Мадам Мелинанд? Это полиция. Мы следим за бежавшим доктором Петио, и наши информаторы сообщили, что он движется по направлению к вашему дому..."Дальше следует распоряжение: раскрыть окна и двери, чтобы притянуть убийцу - мол, полицейские схватят его, как только он войдет в квартиру... Результатом "невинного" развлечения был тяжелейший душевный припадок обезумевшей от страха престарелой женщины.

Откуда в Жераре эта жестокость, о которой не догадывается более того его мамаша? Вполне может быть, что от отца, сумевшего внушить мальчику, как важна в жизни хитрость - хотя вообще-то, сам Марсель Филип называл это свойство умом. Разбогатевший на сомнительных сделках в родном Грасе, месье Филип был человеком сметливым и не чересчур разборчивым в средствах. Влиятельный член фашистской лиги Железного креста на Лазурном побережье, он воспринял приход к власти Народного фронта в 1936 году как катастрофу. Сыновей - старшего Жана и младшего Жерара - Марсель воспитывал жестко: малейшие проявления "слюнтяйства" подавлялись молниеносно. Отец мог, к примеру, сообщить Мину и Жерару, что Жан пропал, и любоваться их лицами, не забыв прикрикнуть на жену, чтоб не плакала, и на сына, чтоб "спрятал сопли в карман".

К счастью, большую количество времени папа отдавал заботам своего коммерциала, и мальчики находились в нежных и заботливых руках Мину. Их вечно видели втроем. На всех снимках того времени оба мальчика в одинаковых каскетках, брючках и пальтецо держат за руку улыбающуюся Мину. Однажды они более того умудрились совместно заразиться скарлатиной и болели, лежа в одной комнате. Жан смастерил нечто как бы подвесной вагонетки на бечевке: с ее помощью они передавали товарищ другу игрушки, записки и книги, так как медик строго-настрого запретил всем троим приподниматься с кровати.

Увы, для бедной Мину нормальная существование остановилась в октябре 1944 года, когда ее супруг был арестован по обвинению в коллаборационизме. Однако папаше Марселю повезло: к тому времени его Жерар уже стал известным актером, а главное - у сына оказалось уймище друзей и поклонников посреди участников Сопротивления. С огромным трудом Жерару удается без малого невозможное: он добивается условного освобождения отца из-под ареста до суда. И все же французские власти вскоре вынесли Марселю Филипу недлинный и безжалостный вердикт - высшая мера.

Осуждение состоялось заочно - ещё до вынесения вердикта Марсель исчез. Куда? Этого Мину не знала.

Старший наследник Жан обзавелся семьей во французской периферии, а Мину поселилась с Жераром в невеликий квартирке в центре Парижа, на улице Токвилль. Красные обои, самовар, вычурная медь, экспозиция безделушек, кукольная кухня и сентиментальные абажуры, на которых посетители оставляли свои автографы. Обоих - и мамаша, и сына - не покидало грустное ощущение, что по сравнению с домом, которого они лишились вслед за тем побега отца, все это - только жалкая пародия на семейный очаг. В крошечном алькове за пурпурной занавеской мадам Филип принимала посетителей: ныне она считалась модной гадалкой, и вся парижская богема ходила к ней познать грядущее.

...Карты не врали - Жерар и Мария расстались. Как все-таки чудно и жутко - мочь предвидеть судьбу! Сколько раз Мину обещала себе не раскладывать таро на близких. И не могла выдержать. Однажды, загадав на карьеру Жерара, она вытащила карту дьявола и не на шутку перепугалась. И что же? Буквально посредством пару недель Жак Сигур предлагает Жерару образ Калигулы. Подумать только - позже Ангела перевоплотиться в это чудовище! Правда, сам Жерар несложно изнывал, до того ему хотелось принять образ кровавого римского тирана. Он ее не только получил - образ стала вершиной его юношеской карьеры. Театральный Париж ломился на Калигулу-Филипа, и Мину помнила, что позже тех спектаклей Жерар возвращался домой как будто полубезумный. Она более того требовала, чтобы отпрыск кинул образ, серьезно опасаясь за его рассудок и от всего сердца считая, что образ Калигулы противоречит ангельскому естеству ее мальчика.

Жерар реально работал до изнеможения. На сцене и на съемочной площадке, где проходила вся его дневная существование, он не позволял себе никаких поблажек. И в конце 1947 года его близкий дружбан Жак Сигур не без труда уговорил Филипа прокатиться перевести дух в Большие Пиренеи: там у подруги Сигура Анн Николь Фуркад имелся мелкий двухэтажный дом, спрятанный в живописной долине. Анн, живая, тоненькая как тростинка, с огромными, в пол-лица, темными глазами, встретила Жерара так приветливо, как будто они были знакомы сто лет. Обычно бесчисленные поклонницы и приятельницы Жерара обращались со своим кумиром по-другому. Анн же, напротив, казалось, была сама естественность. Ему нравилось и то, что она не актриса, а режиссер документального кино, и то, что она на пять лет его старше. По вечерам все уютно размещались у камина, и в одно прекрасное время Анн показала Жерару свой семейный альбом. Вот это - она сама, а это - ее супруг, уместно сказать, шибко популярный синолог Жак Фуркад. А вот это - их сынуля Ален. А на этом снимке они все втроем болеют ветрянкой... "Но нам все одинаково было так развесёло! - вставил сидящий тут же десятилетний сынишка Анн. - Мама придумывала столь смешных игр!" Жерара будто ударило током. Вот кого Анн так мучительно напоминала ему: собственную мамаша, Мину, какой она была в его далеком детстве. А тот самый мальчуган, Ален, с обожанием смотревший на мамаша, - вылитый он, Жерар. Филипу нежданно остро захотелось отдать ту счастливую семейную атмосферу, сиживать с Анн у камина, как когда-то они сиживали с Мину.

Жерар не был влюблен: им скорее овладела какая-то неумолимая настойчивость ребенка, требующего понравившуюся игрушку. Как безупречный актерский этюд, он разыграл перед Анн любовную страсть; все как полагается - взгляды, "случайные" прикосновения рук, вздохи, романтические прогулки в горах и, в конце концов, пылкое признание. Пожелав заполучить Анн, Жерар уже не мог и не хотел мириться с мыслью о том, что у нее есть муж; его приводила в бешенство думка, что всего сквозь немного недель его Анн уедет на единый год в Нанкин, чтобы присоединиться к месье Фуркаду, заведующему там культурной миссией при французском посольстве. Совершенно покоренная Жераром, Анн уехала в полном смятении чувств: с супругом у нее неизменно были прекрасные отношения, и тот безупречно не заслуживал ни лжи, ни измены.

Весь год без малого каждый день Филип бомбардировал Анн умоляющими письмами: "Я знаю, что у тебя есть обиталище и я не вправе его разрушать... И все же я прошу твоей руки...", "Тебя никто ни при каких обстоятельствах не будет обожать так, как я".

Конечно, он добился своего. По возвращении в Париж Анн попросила у мужа развода.

Бракосочетание Жерара Филипа и Анн Фуркад состоялось в ноябре 1951 года и прошло сильно скромно. Жерар съехал с квартиры Мину и поселился с женой в трехэтажных апартаментах напротив Булонского леса. На огромном широком балконе Жерар собственноручно установил клетку с двумя голубями - символом их нежной любви. К ним зачастую захаживали немногие избранные друзья: Рене Клер с женой, писательница Марианн Бэккеро, стихотворец Пьер Пишетт. Жерар ставил им свои любимые джазовые пластинки, Анн играла на пианино. Осиротевшая Мину также время от времени навещала сына, тем больше что невестка ей немедленно приглянулась. Однако Мину очень поразил тон, которым Жерар разговаривал с Анн. Он называл себя в третьем лице и неизменно своим детским именем: "Жеже хочет есть", "Жеже устал". "Жерар, - осмотрительно сказала Мину сыну, - поверь мне, так не разговаривают с женщиной, с которой делят постель". А про себя мадам Филип подумала: "Господи, разве Жерар ещё эдакий чадо! Тоже мне "основополагающий любовник поколения"!" (Именно так французская печать ныне называла Жерара Филипа.)

В различие от жен других кинозвезд Анн Филип ни в жизнь не ездила с Жераром на съемки. Ей это более того в голову не приходило. Зачем? Она полностью и всецело питала доверие своему Жеже. За Филипом не было замечено ни единого романа на съемочных площадках. Случай исключительный - тем больше учитывая тот факт, что в Жерара, будто повинуясь неумолимому закону природы, влюблялись все его партнерши до одной. Роскошная Джина Лоллобриджида, снимавшаяся с Филипом в "Фанфан-тюльпане", тщетно пыталась хоть как-то расшевелить "первого любовника". Другая известная прелестница, Мишель Морган, во время работы "Гордецов" и "Больших маневров" не менее тщетно приглашала Жерара на вечерний стол в уютный ресторанчик... к себе в номер на чашечку чая... на дальнюю прогулку. "Увы, не могу", - следовал неизменный реакция. Взгляд Жерара будто бы потухал, когда выключали софиты, становился стеклянно-непроницаемым. Где бы ни происходили съемки, кругом повторялась одна и та же схема: отработав положенные часы на площадке, Жерар тут же испарялся до следующего дня. Дружбы с членами съемочных групп артист ни в жизнь не заводил, сурово соблюдая дистанцию в отношениях с людьми. Тем не менее поклонники актера были за пределами себя от удивления и возмущения, когда знаменитая Даниэль Дарье, партнерша Филипа по картине "Красное и черное", заявила в одном из беседа, что сниматься с Жераром - все одинаково что игрывать перед каменной стеной: все его чувства стерильны, а сам он внутренне как пить дать холоден.

Семейная идиллия четы Филип в первый раз оказалась нарушенной, когда один раз Анн получила весьма странную телеграмму. Она была дома, всецело поглощенная заботами о крошечной дочурке Анн Мари, родившейся в декабре 1954 года. Жерар только-только уехал на съемки во французскую провинцию.

Почтальон продолжительно и пространно извинялся в дверях: какие-то неполадки на почте, и срочную телеграмму для месье Филипа получили с опозданием. Правда, пришла она на адрес театра, но оттого что труппа на гастролях, то его попросили отнести послание месье Филипу домой. Расписавшись за мужа, Анн прочла следующее: "Встретить не смогу. Адрес старый. Жду. Марс". Телеграмма отправлена из Барселоны. При чем тут Барселона? И кто таковый Марс? Анн опять и заново читала таинственный контент, не понимая, в чем занятие. В конце концов она позвонила своей свекрови Мину.

Та сразу пришла, прочитала телеграмму и, побледнев, несладко опустилась на стул. Марс было семейное кликухо ее мужа, Марселя Филипа. С тех пор как он скрылся потом вынесенного ему смертного вердикта, Мину не получала от мужа никаких сообщений. Карты показывали, что он жив, и только. С тяжелым сердцем, с трудом подбирая слова, Мину пришлось поведать невестке о трагедии их семьи - кто таковый, за что и от кого таится Марсель.

О чем говорила Мину с сыном вслед за тем возвращения Жерара из Испании, никто не знает. Но посредством немного дней, абсолютно сев за руль своей маленькой машины и никому не сказав ни слова, пожилая дама отправилась в Барселону - навестить бывшего мужа. Как ни необычно, они встретились тепло. Марсель не бедствовал, и дела его подпольного коммерциала шли сильно нехило. Мину не поверила своим ушам, услышав, что не кто другой, как ее "ангелочек" Жерар, невзирая на смертельную угроза, помог Марселю создать бегство в Испанию и лично проводил на машине до самой границы. Все эти годы они тайно общались, Жерар зачастую навещал отца. Услышав об этом, Мину расплакалась. "Ты всю существование считала себя хорошей матерью, - раздраженный ее слезами, закричал Марсель, - а что, собственно, ты знаешь о своем ангелочке?! Семья, хозяйка, детишки... - издевательски передразнил он жену. - А известно ли тебе, в частности..." Притихшая Мину с замиранием сердца слушала о бесчисленных любовницах, которые были у Жерара в Испании, о том, как частенько, переодевшись и загримировавшись, чтобы его не узнали, Жеже навещает прославленный тутошний бордель, и не верила своим ушам. У Малыша - так называл сына Марсель - уже не раз случались неприятности с хозяйкой этого заведения: Жерар до такой степени грубо вел себя с девочками, что мадам более того пригрозила клиенту судом. Если бы не Марсель и его связи, не избежать бы "первому любовнику поколения" грандиозного и постыдного скандала. Домой Мину вернулась как во сне, не зная, что и раздумывать.

Жерар Филип к тому времени неторопливо, но точно превращался в национальную святыню. Французы и в особенности француженки обожают своего кумира. Сотни писем от поклонниц, всякий закат дня толпы у театрального подъезда. Жерара приглашают за предел - в Америку, Японию, СССР, и там также готовы носить на руках. Снимается Филип, уместно сказать, достаточно нечасто. В основном он работает в маленьких элитарных театрах в центре Парижа. После спектакля в крошечной гримерке его неизменно ждет верная хозяйка Анн с чашкой горячего шоколада.

1956 год начался для четы Филип целиком счастливо. В их семействе опять прибавление - в феврале родился отпрыск Оливье. По такому торжественному случаю супруги, типично жившие сильно замкнуто, позвали нескольких ближайших друзей. Шампанское, веселые возгласы, забавные тосты. Анн, извинившись, ненадолго покидает гостей, чтобы покормить малыша. Возвращаясь в гостиную, она слышит, как неизвестный мужеский звук явственно произносит: "Мне шибко жаль, месье, но рентген показал, что ваша хвороба неизлечима и существовать вам осталось не больше шести месяцев. Продайте жилье, поезжайте за городок и постарайтесь ни о чем не размышлять..." Анн в ужасе распахивает ворота и врывается в комнату. Здесь все те же, новых лиц нет, а Жерар, невинно улыбаясь, вещает телефонную трубку. "Что происходит? - спрашивает Анн. - Кто это говорил?" "Успокойся, Жеже всего-навсего кот наплакал поимпровизировал, - Жерар произнес это тоном обиженного ребенка. - Это был легко розыгрыш!.."

Теперь Анн зачастую навещала Мину. Днем, покуда Жерар был в театре, она брала детей и приводила их к бабушке, на улицу Токвилль. Анн умоляла свекровь разложить таро на Жерара. "Нет, детка, ни за что. Я дала себе слово", - нерешительно отбивалась Мину. Анн все-таки упросила ее. Прошло 30 мин - и дети, занятые возней с бабушкиными безделушками, услышали из-за пурпурной занавески испуганные возгласы матери и Мину. В раскладе на Жерара выпала белая карта, что означало конец.

Вскоре после этого этого эпизода около имени Жерара Филипа впервой разыгрался дебош. Дани Каррель, сыгравшая сообща с Филипом в "Больших маневрах", лучась гордостью, поведала подружке (а позже прочий, третьей, десятой...), что ей удалось поколебать добродетель самого безупречного мужа Франции! История, разумеется, стала достоянием прессы. Помимо всего прочего Каррель сообщила по секрету всему свету, что Жерар "знает такие штуки", которых нелегко ждать от примерного семьянина.

Анн потребовала от Филипа объяснений. Они сидели на том самом застекленном балконе, где ещё недавно ласково ворковали два их голубка. Накануне одна из птиц умерла, и Анн сочла это дурным предзнаменованием. Жерар старался оттянуть разговорчик, хмурился и нервозно барабанил пальцами по столу. Как Анн надеялась в глубине души, что сегодня он скажет ей со своей широкой детской улыбкой: "Какие пустяки! Брось! Жеже ни в жизнь не изменял своей Анн!" Молчание становилось невыносимым. И неожиданно Жерар вскочил, убежал в комнату и вернулся с пачкой писем и каких-то листочков. "Читай! Раз тебе так хочется ведать правду, читай! - Лицо Жерара исказилось. Сейчас он выглядел злым, без малого уродливым. -Ты думала, что вышла замуж за ангела, да? Ангелы не женятся!" Анн не могла отделаться от впечатления, что она в театре: Жерар в текущий момент напоминал Калигулу. Он рассказал ей все: про любовниц и дома терпимости, где его знают в лик человеческий более того кошки, про игорные дома и адские мистификации, стоившие здоровья не одному человеку, про испанские похождения... "Мое проклятие в том, что Бог создал меня только актером! - кричал Филип ей в лик человеческий. - Такая вот недосборка. Кое-кто понял это давным-давно". Он швырнул Анн сообщение своего ближайшего друга Жака Сигура, написанное непочатый край лет назад:"Борись со своим эгоизмом и сухостью. Ты можешь излечиться, но делать нужно сегодня. Кем ты хочешь сделаться - ангелом или бесом? Думаешь, разрешается быть глубоким и искренним актером, когда в груди у тебя ломоть мрамора?.."

...Но Анн уже ничего не слышала - ее спас обморок. Придя в себя, она увидела, что перед ней на коленях стоит ее Жеже с взволнованным, нежным и ангельским лицом: "Анн, Жеже любит только тебя! Если Жеже любит, то он любит только тебя. И детей. Анн, защити своего Жеже!"

Не прошло и нескольких дней после этого этой тяжкой исповеди, как Жерар внезапно почувствовал острые боли в животе. Рентген показал воспалительный ход в печени. Актеру назначили операцию. Под именем Альбера Филипа Анн поместила мужа в одну из лучших парижских .клиник. А после этого операции ей сообщили, что у Жерара рак печени.

Услышав вердикт, Анн постаралась соорудить все, чтобы Жерар не узнал правды. 24 ноября 1959 года ему позвонил папа - предварить, чтобы сынуля временно воздержался от поездок в Испанию: там у него могут быть серьезные неприятности. Сын посулил. Он был уверен, что его выздоровление - это вопросительный мотив нескольких дней. А на следующее начало дня Жерара Филипа не стало.

На похоронах ни Анн, ни Мину не проронили ни слезинки. Многие фиксировали, как нежданно стали похожи эти две женщины, старая и юная, обе одетые в черное, обе с суровыми непроницаемыми лицами и страдальчески сжатыми губами. Верные хранительницы тайны Жерара Филипа. Тем же вечером они на пару уединились в квартире Мину, густо задернув за собой пурпурную занавеску. На что уж они в настоящий момент гадали - Бог весть.

Прошло ещё немного лет - и вдова Жерара Филипа, Анн Филип, издала немного книг о своем муже. В них Жерар предстал аккурат таким, каким его хотели зреть все французы: образцом чистоты, порядочности и добродетели. Словом, ангелом.