Женщинам, любившим Владимира Высоцкого, имя – легион. Тех, кого любил он, несравненно меньше. Женат он был трижды. И у каждой из его жен определенный статус: Иза Высоцкая – первая жена, Марина Влади – вдова. А Людмила Абрамова – чаще всего просто мать его сыновей. И все! На самом деле только она, Люся, как до сих пор называют ее друзья, – настоящий, близкий друг Володи, именно она – хранительница его наследия. А по старинной русской традиции – Берегиня.

«Роман случился просто так, роман так странно начался…»

Она вышла за него замуж, потому что незадолго до встречи поклялась при трагических обстоятельствах дать согласие первому, кто попросит ее руки.

Он женился на ней, потому что еще не встречал таких красивых, бесстрашных и великодушных.

Встретились они в 1961 году, во время съемок кинофильма «713-й просит посадки» в Ленинграде. Как встретились? Наверное, единственно возможным – мистическим образом.

Впервые увидев на пороге гостиницы окровавленного, в разорванной рубашке незнакомца, Людмила не задумываясь, отдала ему бабушкин золотой перстень с аметистом – в уплату ресторанного долга с дракой и битьем посуды. Он, конечно, заявился к ней в номер с гитарой – благодарить. Показать, что он не просто скандалист ресторанный. Пел свои песни, которых мало тогда было, но она сразу поняла, кто перед ней. «Выходите за меня замуж!» – произнес он, и она согласилась.

«А именами мы обменялись уже наутро, когда оказалось, что нужно бежать на работу обоим. Мы бросились к одному трамваю, молча доехали до одной остановки, вошли в ворота «Ленфильма», поднялись на один этаж и вошли в одну съемочную группу. Вот такая встреча – такая судьба!»

Они вернулись в Москву и больше уже не расставались. Ей, конечно, доложили, что Высоцкий-то давно женат на актрисе Изе Жуковой, служившей сейчас где-то на периферии. Но это не имело для нее никакого значения. Да и он написал ей с гастролей: «Люблю! Я – Высоцкий Владимир Семенович. Женат. Разведусь. Буду с тобой!»

Жили, не расписываясь, между двух домов – Люсиных родителей и Володиной мамы. Люся больше не будет актрисой – всю свою жизнь она посвятит ему и детям. Через год родился сын Аркадий. Он станет потом писателем и сценаристом, взяв от отца эту грань таланта. А в 64-м – второй сын, Никита, актер и режиссер, тоже получивший разделенный по-братски кусок отцовского творческого наследства. И в театре отцовском будет играть – на Таганке, и не уйдет от Таганки далеко – станет директором Культурного центра – музея Владимира Высоцкого. А экскурсии по этому музею будет водить потрясающий экскурсовод, она же – «сама экспонат», Людмила Абрамова. Но это уже будет через много-много лет. А пока…

Высоцкий, почти безработный, неустроенный, летом 65-го года регистрирует свой брак с Люсей и одновременно усыновляет своих собственных сыновей, чтобы все по-людски было, в конце концов. Случилось это в день, который станет для него роковым, – 25 июля.

«Интересов, приятелей круг так далек еще от завершенья...»

Семь лет, семь, пожалуй, самых трудных и самых плодотворных творчески лет она была его женой. И любовь, и бедность, и зарождающаяся известность, и страшная пагубная страсть – болезнь, проклятье – все это в ее памяти.

«Он действительно пил, страшно пил, и смолоду ему казалось, что сможет сам волевым усилием остановиться. И в конце 65-го года с помощью друзей и близких ему это удалось. А потом, когда срывался, ненавидел в себе это рабство свободного человека. Он страшный крест нес! Но и в эти годы рождались самые потрясающие песни». Именно тогда появились и «Кассандра», и «Большой Каретный», и «Штрафные батальоны».

А вот ей он так ни одной песни и не посвятил. Существует только одна строчка про нее: «У тебя глаза, как нож…». А дальше – совсем про другое.

Очень весело они с Люсей жили, и друзей была масса, хороших и верных. Каким легким человеком был Володя, каким щедрым, раздавая деньги, как только они появлялись. В их семейной жизни была какая-то безбытность, когда вместо регулярных обедов и штопанья носков случались спонтанные гитарные переборы над детской кроваткой маленького Аркаши и кухонные поэтические дуэли между знатоками Гумилева и Мандельштама. Было родство не просто семейное, но и духовное. На анкетный вопрос «Ваше представление о счастье» Высоцкий ответил: «Счастье – это путешествие, не обязательно из мира в мир… Это путешествие может быть в душу другого человека, путешествие в мир писателя или поэта… И не одному, а с человеком, которого ты любишь». Она много ему читала вслух – Солженицына, Лема, братьев Стругацких. Не случайно первенца своего они назвали Аркадием, в честь любимого фантаста, хотя познакомились и даже подружились с ним только в 66-м году. А вот имя Никите выбрали просто – по свернутой бумажке, вытащенной маленьким Аркашей из папиной серой кроличьей шапки.

Они были единомышленниками, не просто мужем и женой. Она понимала и поддерживала его, как никто. Она ведь и полюбила тогда, когда никто еще не знал его и не слышал. Она его угадала.

«В Таганке есть минуты дорогие…»

Ему не везло с театрами. Или театрам не везло с ним. Он оставил Театр Пушкина, Театр миниатюр, даже «Современник». В его трудовой книжке появилась запись: «За систематическое нарушение трудовой дисциплины...»

В Театр на Таганке поступил в 64-м году, и это было великим счастьем. Он, наконец, нашел себя, своего режиссера, свой театральный дом. Людмила до сих пор считает, что главное дарование Высоцкого – не песни и даже не поэзия, а именно театр. На всех таганских спектаклях она часто сидела в первом ряду. Прежде всего, потому, что знала: у Володи от переутомления иногда бывали провалы памяти. И она, сидя у сцены, беззвучно повторяла весь текст, а он в любую минуту мог по ее губам считать все. Была она благодарным зрителем, камертоном спектаклей. Как шутили таганские актеры, Люся буквально им на колени брызгала слезами в самых трогательных местах. И хохотала сотни раз на одних и тех же репликах, знакомых до мельчайших нюансов.

Володя играл много и пел почти во всех спектаклях. Публика уже ходила «на Высоцкого». Была и вершина – брехтовский Галилей. Совершенно необычный, начиная с первого монолога, произнесенного, стоя на руках, и до последнего, отрицающего предательство. Это был совместный триумф молодого актера, чье амплуа скоро назовут по-модному – «синтетическим», и гениального режиссера, никогда не умиравшего в актерах.

«Вот и разошлись пути-дороги вдруг…»

Конечно, у него были романы – энергетика потрясающая притягивала многих. В роковом июле 67-го года он познакомился с Мариной Влади. Эту первую их встречу в пресс-баре Московского кинофестиваля помнят многие свидетели-друзья. А Людмила что-то почувствовала, только когда Володя вернулся под утро, показался в окне первого этажа квартиры их родственников. «Чтобы не тревожить лифтершу, он впрыгнул в окно, не коснувшись подоконника, в одной руке гитара, в другой – букет белых пионов».

Начались звонки в Париж, стихи и тайные свидания. Вот как вспоминает об этом времени в своей книге Марина Влади: «Нам обоим нет и тридцати. Я разведена, ты разводишься. Впереди – целая жизнь!» А так – Людмила: «Я поняла, что он влюблен. Но я не знала в кого. И, конечно, никто бы мне не сказал этого. Ясно, что я последняя бы это узнала. И понятно было, что это сильное чувство! Но как бы меня ни рвало на части вот это ощущение, что кончается моя жизнь, нельзя было не восхититься красотой этого чувства. Он весь сиял, он был изнутри освещен! Конечно, мне было неприятно, что именно я это его цветение каким-то камнем на шее отягчаю и заземляю, укоризной какой-то перед ним торчу. В то же время какие-то мелкие мысли о том, что теперь все мои друзья и я сама потеряют связи с Таганским театром (я ведь многих Володиных друзей любила, считала своими), тоже мучили меня… Страшно трудно было уйти! Моментами я чувствовала, что и Володе очень тяжело на это смотреть, на то, как я собираюсь и вот-вот уйду, и все не могу решиться...»

Осенью 68-го Люся все-таки собирается с силами и вместе с детьми уходит от мужа. В первые месяцы, когда узнала подробности романа Высоцкого, ее захлестывают волны ревности и даже злости. Ей нестерпимо больно и неприятно даже его общение с детьми. Но когда до нее доходили слухи, что у Володи случилась то ли автомобильная авария, то ли какая-то другая неприятность, все мелкое и суетное исчезало без следа. Она признается, что все готова была отдать, только чтобы у него просто физически ничего не болело.

Дети пошли в школу под ее фамилией – так будет честнее, решила она. Вышла замуж за хорошего, надежного человека, родила дочь. Все как положено. «Судорог да перебоев хватит – дом себе найму!» – кажется, так у поэта? Но потом все равно осталась одна – слишком высока и недостижима была точка отсчета.

Год 1980-й – трагический уход Володи из жизни. До ужаса ранний и нелепый для всех, кто любил его. А для нее – невыносимый. Вспоминать не может, тяжело до сих пор.

В тот день, 25 июля, Аркаша должен был увидеть свое имя в списках поступивших в Физтех. Люся ждала его но, схватив трубку зазвонившего телефона, вдруг услышала: «Володя умер!» Дальше помнит только опрокинутые лица поседевших друзей.

«Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю получили лишь те, кому я б ее отдал и так…»

В музее – известный по ранним фотографиям «буклетистый» пиджак Высоцкого, приносивший ему счастье. Любовно отреставрированный. Между прочим, выброшенный когда-то в начале 70-х практичной Мариной и отданный Ниной Максимовной, мамой Володи, Люсе. Просто на память. Ни о каком музее, конечно, и речи тогда не было!

Сейчас Люся передала в экспозицию все: фотографии и письма, стихи, записанные на клочках бумаги и папиросных коробках, старые магнитофонные записи. Не осталось у нее ничего вещественного. Но ей ничего и не нужно – она не расстается с Высоцким никогда, проводя неузнанная любопытных экскурсантов по залам, пунктиром напоминающим скромную обстановку их яркой жизни.

Когда она рассказывает про Володю, у многих возникает странное чувство неосознанной зависти. Конечно, это совсем не здорово – завидовать чужой судьбе. Но Людмила знает точно: «В моей жизни есть нечто такое, что действительно ценно! Через многие ошибки, через путаницу чувств, путаницу ценностей все-таки значительно важнее оказывается истинная цена и истинное счастье. Честно говорю: я его любила! И нет обиды, и нет несправедливости в том, что он меня любил меньше. И есть благодарность судьбе за то, что дала мне такое чувство! Что это чувство он как бы золотым запасом своей души обеспечивал и поддерживал с того времени каждый день и до сих пор!

Уж если кто-то позавидует, то не тому, что он был знаменит, и не тому, что моя жизнь выставлена на посмотрение и известна другим, а тому, что все свои поступки и чувства я мерила очень высокой мерой!

Мне могут сказать, и справедливо, наверное: не сотвори себе кумира! Но это не кумир, это другое… Это просто – любовь!»