В культуру надо вкладывать огромные деньги. Без этого ничего не будет. Бриллиантов у нас много, но никто не хочет браться за их огранку: черпаем ковшом и отдаём за две копейки. Глупо.

Вообще, жить с женщиной — это уже героизм. Создание семьи с одним человеком и на всю жизнь — это подвиг.

Вопрос кинопроката сейчас — уже не кинематографический, а государственный. Его нужно решать на федеральном уровне. Во всех развитых странах есть политика поддержки национального кино.

Знаете, у меня с Марком Захаровым отношения сложились как в хорошей семье. Много на свете красивых женщин, но разрушать семью всё же не надо.

Играть «в полноги» хороший артист просто не сможет. Это не связано с возрастом. Актёр обязательно должен излучать энергетику. Ты выходишь на сцену — и начинают по-другому работать селезенка, печень, нервная система.

Когда меня попросили в свое время стать доверенным лицом Ельцина, я это сделал не задумываясь. Если сегодня ко мне обратятся, чтобы я стал доверенным лицом Путина, тоже соглашусь.

Меня часто соблазняли политикой, предлагали в свое время кресло министра культуры. Но я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Хочу верить, что, играя в театре, я принесу больше пользы.

Не всякое время может сформировать героя. Бывает ведь и безвременье. Сейчас, по-моему, безвременье. Вот и героя нет.

Не эпоха определяет спектакль. Играется человеческая боль, а она в любые времена остается болью. Поэтому во фраке я играю Протасова или в джинсах «Полёты во сне и наяву» — темы приблизительно одинаковые.

Но и когда я был малообеспеченным начинающим артистом в Саратовском театре со ставкой аж 54 рубля, у меня никогда не возникало желания ничего отнять и поделить. Ведь эта идея отнять и разделить, столь удобная для политиков для манипулирования людским сознанием, родилась не в прошлом веке, и не у нас.

Пришла пора изменить взаимоотношения со зрителем. В прежние годы мы говорили с ним на эзоповом языке — иначе было нельзя. Не все были борцами, как Андрей Сахаров, но, тем менее, были инакомыслящими. Наши зрители приходили в театр, чтобы в подтексте найти ответ на мучивший вопрос. Многие понимали: так, как мы живем, жить нельзя. А сегодня со сцены говорят такое, что уши вянут.

Радует уже то, что в зале не видно хамов в малиновых пиджаках. Сегодня в театр ходят люди хорошо одетые, как правило, с хорошими манерами.

Россия резко перешла от рабства к мнимым свободам. Мы гадим там же, где живём. В подъездах — грязь, в лифтах — моча. Наверное, такое отношение формирует наше крепостное мышление.

Сталина я отказался играть, потому что нельзя артисту играть человека, не сострадая ему.

У нас не было института звёзд. В нас не вкладывали, и мы прорастали, как растения через асфальт. Лучшие западные актёры в итоге становятся бриллиантами. Русские же таланты так и остаются необработанными алмазами.

Что же касается тех, кто до сих пор, несмотря на широкое обнародование неопровержимых фактов, продолжают жить Лениным, ну и что ж, их можно понять. Это в основном очень пожилые люди, пусть и живут с убеждением и верой, которая сильнее любого факта.

Я давно уже для себя решил: чем шире аудитория у артиста, тем больше он должен чувствовать ответственность за то, что сделает.

Я никогда не «нагружу» окружающих своими проблемами. Я их стараюсь скрыть.

Я понял в чем ваша беда, господа. Вы слишком серьезны. Умное лицо — это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь.

Я просто понял, что судьба меня ведет. Если что-то не складывалось — значит, и не надо было изначально. Никогда не мечтал ни о какой роли.

Я считаю, что Воланда, как и Бога, играть нельзя, Христа можно, реальный был человек, а Бога нельзя.

Я устал от низкопробного западного кинематографа, заполонившего все наши экраны, а также обезьянничанья со стороны наших «киношников», бросившихся догонять Америку.